Волшебный коридор

Пока Дор срывал буханку с хлебного дерева, Айрин вырастила еще одно – с масляными чашечками. Они молча перекусили хлебом с маслом. Дракон наблюдал неотрывно. В конце концов Дор пожалел его, слепил комок из хлебного мякиша и кинул чудовищу. Дракон ловко подхватил угощение. А может, это не такое уж пропащее чудовище, может, Гранди сумеет с ним договориться, и он их пропустит?

Нет... такому хищнику доверять нельзя. Если бы он хотел их пропустить, то убрался бы сам. Надо вести себя, как наметили: заставить дракона быть начеку целый день, чтобы к ночи он хорошенько устал.

– А как ты думаешь, этот новый волшебник, ну, кентавр, не попытается захватить власть? – тихо спросила Айрин, когда другие вроде бы уснули.

Дор тоже этого боялся. Даже его друг Чет, когда речь заходила о кентаврах и людях, превращался в какого-то высокомерного зазнайку. А что уж говорить о взрослом кентавре, да еще недюжинном волшебнике! Разумеется, этот неведомый волшебник еще не вырос. Может, он вообще только родился. Но он станет взрослым, и, вполне возможно, взрослым упрямцем, как Честер, отец Чета. Но Честер отходчив, а этот, не исключено, будет еще и злобным упрямцем. Дор знал, что некоторые кентавры не любят людей – такие держатся подальше от замка Ругна. Остров Кентавров далеко от замка Ругна. На острове, именно там, таится угроза.

– Мы и отправились в путь, чтобы все разузнать, – ответил Дор. – Там же, на острове, мы подкрепим силы и отправимся на поиски короля Трента. Ведь Кромби нам указал. Кто знает, может, все, что нам надо, это обратить невыгодное для нас в полезное.

Айрин слегка подвинулась, отчего ее ноги еще больше обнажились: – Ты и в самом деле хочешь помочь моему отцу?

– Конечно, хочу! – воскликнул Дор. Он покраснел. Но пусть Айрин думает, что он покраснел от ее глупых вопросов, а не от чего-то другого. Дор уже видел нимф – прелестных полуодетых девушек. Но эти создания не в счет: нимфам свыше предписано быть стройными и полуодетыми. Айрин же настоящая, живая девушка. Среди настоящих девушек бывают разные – и милашки, и уродины. Его мать, Хамелеоша, так та вообще каждый месяц путешествует по синусоиде из фазы в фазу – то она Синн, то Нуса, то Ида. Айрин обычно ведет себя довольно скромно, а если что и обнажает, то вовсе не намеренно. Ох уж эти скромницы! Их случайные вольности привлекательны вдвойне.

– Если отец не вернется, ты останешься королем...

– Честно говоря, я еще не готов. Вот когда мне исполнится лет двадцать... ну, тогда может быть. А сейчас мне очень хочется, чтобы Трент вернулся. Он твой отец и, я надеюсь, мой друг.

– Ну а матушка как же?

– И королева тоже пусть вернется, – тихо проговорил Дор. – Она так ловко создает иллюзии. И я бы сейчас предпочел иллюзорного дракона этому людоеду из плоти и крови.

– До отъезда маменьки, скажу тебе, я не знала покоя ни днем, ни ночью, – призналась вдруг Айрин. – Вечно она за мной приглядывала, вечно лезла с советами. Я даже думать самостоятельно боялась. Боялась, что в моей голове по приказу королевы угнездилась какая-нибудь иллюзия мысли и подслушивает. Я даже хотела, чтобы с королевой что-нибудь случилось, не по-настоящему плохое, но чтобы она хоть на время отстала от меня. Только теперь...

– Только теперь ты поняла, что вовсе не хотела ее исчезновения. Во всяком случае, не такого.

– Ты прав. Она хоть и вздорная, но все же моя мать. Теперь я могу делать что угодно, но мне почему-то ничего не хочется.

Она снова слегка пошевелилась. Подол юбки упал и прикрыл ноги. Этим движением Айрин словно сказала Дору: мать шпионит за моей душой – это плохо, а ты вот подглядываешь за моим телом – тоже никуда не годится.

– Мне хочется только одного – чтобы отец и мать вернулись, – сказала Айрин.

Такая Айрин, тихая, задумчивая, нравилась Дору гораздо больше. Когда король и королева были в Ксанфе, за принцессой постоянно присматривали, следили, наблюдали. Она знала об этом и в ответ дерзила. Раньше любое ее чувство могли принизить или высмеять, поэтому она кривлялась, прятала себя настоящую.

– Знаешь, а у меня все наоборот, – сказал Дор. – Я словно закрыт, а вокруг меня все открыто. Я ведь все могу узнать. Обо всех. Стоит только расспросить мебель или одежду... Поэтому меня сторонятся, и мне некого за это винить. Вот почему я дружу с такими существами, как Загремел. С ними легче. Загремел прикрывает тело только своими космами, он свято верит, что мебель нужна только для костров, и вообще не держит в душе никаких нескромных секретов.

– Ты себя очень верно описал! – почему-то обрадовалась Айрин. – Когда ты рядом, я чувствую: ты про меня все знаешь. Но мне почему-то не страшно. Почему?

– Потому что я не таю против тебя ничего дурного, – усмехнулся Дор. – Я вообще безвредный.

Таким уж родился. Горгона предсказала – ты меня когда-нибудь окрутишь.

Она улыбнулась – искренней, теплой улыбкой. Он любил эту ее улыбку.