Волшебный магазин

– Я никогда не видела игровых автоматов.

– Да у нас в метро полно, на переходе с одной «Киевской» на вторую, а потом на третью.

– Это было в лихие девяностые, сейчас я не замечала.

– И ты стала бы играть?

– Я проиграла бы сто рублей и была бы счастлива. Ну читай дальше.

– Дальше про капиталистический мир. Так и написано – «гримасы капитализма». А знаешь, давай не ходить в эту клоаку, в эту золотую лихорадку. Давай пойдем в цирк!

– В цирк можно и в Москве, – огорчилась Майя, – а так хотелось бы посмотреть на их гримасы.

И она жалобно улыбнулась.

Следующий день был посвящен дамбе Гувера. Алик вооружился чертежами и доказывал Майе, что сооружение сперто с нашего Волго-Дона и что они ни хрена не умеют.

– А гримас там нет, в твоей БСЭ?

– Есть эксплуатация человека человеком. Страшная. При строительстве погибла масса людей. Это «Железная дорога» Некрасова, помнишь: «А по бокам-то всё косточки русские…»?

– Ну откуда в Аризоне русские косточки?

– Ой, не скажи, наши везде… А ровно посередине дамбы проходит граница между двумя штатами: Невадой и Аризоной, прямо ровно посередине. Знаешь систему часовых поясов?

Но Майя явно охладевала к Большому Каньону. Прыгало давление. Она вдруг ощутила возраст, чего с ней давно не было. В их семье приоритет болезней был у Алика – он был на год ее старше. Майка привычно скрывала небольшие проблемы, буквально гуляющие по ее организму. Конечно, страх вируса подавлял все болячки. Спасало обоняние: чуть что – бежала нюхать «Шанель № пять», подаренную ей десять лет назад, но все еще сохраняющую нежный нездешний аромат прошлого. Нет, она не имела права болеть: на ней весь быт, заказы еды по карточке, блинчики на кефире по вечерам и обзвон необходимых для Алика врачей на предмет консультаций.

Она несколько охладела и к вызову парикмахерши. Завезет вирус на своих расческах – и что? Кому я буду нужна со своей стрижкой?

Но Майя понимала, что Алик старается для нее и надо ему подыгрывать. Она и пыталась. Максимально проявила интерес к дамбе Гувера.

На другой день поругались на другую тему – какой марки машину надо брать в Каньоне напрокат, при этом прав ни у одного, ни у другого отродясь не было. Но Алик с детства любил машины. Он вытащил с антресолей старый альбом фотографий и показал себя, трехлетнего, с машинкой в руках.

– Понимаешь, это «форд», это лучшая машина в мире.

– Давай что-нибудь попроще и подешевле, – органично подыграла Майя Алику.

Тот вдруг взбеленился и стал орать:

– Не знаешь – не лезь в мужские дела. Машина – это основа общества.

– Сейчас основа общества – компьютер. А мы газеты читаем.

– Вот-вот, и от этой основы вашего общества пошли все беды – кто придумал ваш вирус? Компьютер. А теперь, дурак, не может понять, как вернуть всё назад.

Эта мысль потрясла Майю – это так было похоже на правду! Это было открытие! За такие идеи, в ее понимании, дают нобелевские премии в немалых валютных долларах.

Но Алик вспомнил, что сам так и не научился водить машину, – так что будем осваивать общественный транспорт.

Следующий день был посвящен истории самого Каньона и с какого края к нему лучше подбираться: с южного или с северного.

Это наводило на мысли о сообществах декабристов.

Опять немного поругались: хорошие были декабристы или плохие. Алик защищал идеалы прошлого, Майке было до лампочки, и она охотно соглашалась с современным взглядом – нечего было будить Герцена.

Вечерами они смотрели с балкона на звезды. Как они там, над Каньоном, светят?!

В организме все время что-то болело: голова, уши, зубы, спина, живот, но не сразу вместе, а по частям, и главное, если у Майки болело горло, то у Алика – ноги. Или наоборот.

Было о чем поговорить за завтраком. Делился, конечно, Алик.

Весь вечер, накануне юбилея, Алик играл на гитаре и пел все песни КСП2, которые он когда-то знал. Майка тоже знала их наизусть. И они ей изрядно надоели. Но на этот раз Алик пел так, как в молодости, когда они ходили по гостям и он был молод и носил, как истый каэспэшник, баки. Сейчас он тоже изрядно оброс. Приходилось Майке брать в руки ножницы – она эту швабру на щеках не выносила.

С открытого балкона доносилось пение городской пташки. Майка уже испекла пирог и разрешила съесть по куску загодя.

Вдруг Алик запел: «Клены выкрасили город колдовским каким-то цветом, значит, снова, значит, снова бабье лето, бабье лето!» – это была их песня, песня их первой встречи. Тогда при свете костра на КСП Алик пронзил ее сердце взглядом из-за гитары – это был особенный взгляд, он проникал в ее тайные мысли, в ее скрытые желания, в ее сокровенные мечты. Это было вчера, это было вот-вот, только что. И захотелось быть молодой, и показалось, что бабье лето еще будет.

Майка стала подпевать. В глазах мужа она была все такой же веселой девчонкой с филфака, об которую он когда-то споткнулся на всю жизнь. Их глаза встретились, и Майка смутилась.