Читаем Волшебный магазин полностью

Волшебный магазин

– Можно? – прошелестел голос горничной. – Вам уборочка нужна, нет?

– Нет, – чуть более нервно, чем требовалось, ответил Фаддей, – уборочка нам не нужна, дайте спокойно поработать.

Но проснулся утомленный солнцем Гришка и начал канючить, что хочет мороженого. С пляжа пришла обугленная дочь и потребовала простокваши от солнечного ожога.

Фаддей выскочил из комнаты и, быстрым шагом миновав небольшую группку отдыхающих творцов, выбежал на раскаленное послеполуденное солнце. Вслед донеслось нечто неприятное, но неразборчиво.

Он уходил все дальше и дальше, хотел идти бесконечно, пока не упадет, пока не сел, наконец, этот яростный желтый карлик, пока не провалился в море и не дал тишины и прохлады своим отсутствием.

Он ушел далеко и не узнавал пейзажа. Горы как будто исчезли, пляж из нежно-песочного превратился в каменистый, серый цвет наползал, как грязная перина, и поглощал звуки волн. В ушах была тишина, глаза цеплялись в поисках чего-нибудь зеленого, но все было серое, безнадежно и бесконечно серое.

Он оглянулся и не увидел ничего за собой – та же серая пелена. Идти дальше не имело смысла, и он аккуратно повернулся – в наступившем тумане он вдруг потерял ориентир: не понял, откуда он пришел.

Он немного потоптался и совсем перестал понимать – моря не было, вообще ничего не было.

Неподалеку стоял кто-то, были видны только очертания фигуры, но фигура была человеческая, не звериная.

Откуда он возник? – Просто соткался.

– Простите, – негромко сказал Фаддей, – я заблудился.

Его тихий, как ему казалось, голос оглушил окрестности. Будто ударившись о низкие тучи, он срезонировал, как динамик:

– Я… А… Бла… Я… А…

Фигура скорбно молчала. Будто ждала, когда долетят эти грубые звуки, и тогда будет ответ.

Действительно, когда смолкло эхо, жест руки в воздушном хитоне указал ему направление, туда, сквозь безнадежную серость, за которой, впрочем, слабо светилась синева далекого неба.

Это был знак – возвращаться.

Фаддей постеснялся сказать спасибо, боясь вызвать обвал камней или гром небесный и напугать доброго самаритянина.

Он просто поднял над головой обе руки и пожал, как бы посылая немой привет. Повернулся в указанном направлении и пошел, вспоминая жену Лота, которая погубила большие и хорошие города своим любопытством.

Поэтому не оглянулся ни разу. Просто шел, ускоряя шаг, и вскоре вернулся цвет земли, песок под ногами и зашумело море, как будто притихшее на некоторое время в изумлении от совершившегося.

Последние лучи солнца он еще застал и поразился расплавленному золоту гаснущего дня.

Потом возникли вдали санатории и гостиницы, на пляже – лежаки и спасательные вышки. Везде резвились прототипы.

Он пересек полосу мокрого песка, омыл ноги под краном и ступил на горячий асфальт.

Он шел и прислушивался к своему странному чувству причастности – к чему-то очень важному, и возникло слово «осиянность», слишком звучное для того, что он испытывал. Он его отбросил. Просто шел к своему жилищу, просто к жене и детям, просто ему было хорошо.

Он был не один.