Волшебный магазин

Он согласился принять курьера и передать ему начальные главы, успокаивал пример Льва Толстого со своей «Анной Карениной» и Достоевского со своими долгами.

– Думать поздно, – парировал баритон, – курьер уже выехал.

Конец связи.

Фаддей бросился прочь. Он бежал наперегонки с курьером. Он должен был успеть хоть что-то перечитать. Незадачливый Николай Иванович и здесь его подвел: промухала эту ошибку Жанна, и пришлось на нее накричать для утверждения собственной правоты.

Жанна кормила Гришку супом и не реагировала.

Курьер уже мог пересечь окружную.

– Интересно, неужели нет пробок, наверняка еще постоит у переезда.

Судорожно отбирал нужные страницы, жалел первый экземпляр, но второй был слеповат. Плюнул – решил не жалеть.

Курьер пересек железную дорогу и вышел на прямую. В глазах у Фаддея двоилось и троилось. Он решил, пусть Жанна займется курьером, а он еще немного поправит.

Но курьер уже стучал в дверь.

И ни малейшего промедления он не терпел, хотел успеть на вечерний матч любимой команды «Трактор».

Равнодушно взял зеленовато-серую папку, достаточно объемную для трех частей. А еще предстояло написать семь или восемь.

И отсалютовал мотоциклетным шлемом.

Вечером Фаддей напился с Семеном и сказочником Зямой. Потом, стесняясь, прочитал им по слепой копии две главы. Собутыльники пришли в восторг – тогда Фаддей решил читать дальше, но ему заявили, что хорошенького понемножку, и Зяма уточнил, что сейчас приедет его жена Света и набьет всем морду, а это ему неприятно.

Тогда просто выпили за женщин. У Фаддея особенно хорошо прошел этот тост, в голове копошились сцены загадочной женской души.

Знаменитый толстый журнал, давно питавшийся рассказами Фаддея, пришел в восторг и немедленно отправил в печать практически невычитанный текст. В душе Фаддея что-то зачесалось – он не очень полагался на Жанну, надо бы еще попросить кого-нибудь прочитать. Но было поздно.

Номер с напечатанными главами ему отдал прямо в руки Зяма, хлопал по спине и сказал, что мысленно аплодирует.

Фаддей заперся в небольшом сортире. И стал читать. Когда он писал, ему все нравилось. Теперь невооруженным глазом было видно: зря поддался, зря отдал, как можно незаконченную вещь печатать. Толстой и Достоевский вызывали неприязнь.

Ошибок было много: стилистических, грамматических, например, неужели он мог написать – «вдали паслось стадо лошадей»?! И никто не проверил!

Неприятности начались уже на следующий день.

В ожидании хоть какой-либо реакции на напечатанное, они всей семьей вышли пройтись.

Собратья по перу тоже фланировали по большаку. Прежде всегда добродушный и даже несколько лизоблюдствующий Семен никак не ответил на приветствие: «Здравствуй, дорогой!»

«Дорогой» прошел мимо, напряженно глядя в землю, якобы в поисках подосиновика.

Зяма, который еще не успел прочитать, но всей душой поддерживающий общий остракизм, был сух.

Поэты, замаячившие впереди, неожиданно повернулись и с ускорением рванули – очевидно, к станционному буфету.

Жанна сказала:

– Пошли обратно!

Вечером примчалась дочь, кипя от негодования. Ее было не узнать – милая нежная их Диночка рвала и метала:

– Кто дал тебе право так подло со мной поступить?

– Тихо-тихо, – постаралась урезонить ее Жанна, она примерно догадывалась, что может возмутить дочь, но не думала, что до такой степени.

– Ты просто выставил меня на посмешище, как после этого жить? Зачем ты так поступил?

– Ты имеешь в виду мою героиню Зиночку? – высоким голосом уточнил Фаддей.

– Я имею в виду мою жизнь, всю мою жизнь.

Дина рыдала так отчаянно, что в эту минуту ее отец действительно поверил, что он убийца.

– Прекрати истерику, – сказала Жанна, – никто ни о чем не догадается.

– О чем? – искренне недоумевал писатель. – О чем никто не узнает?

– О том, о чем мы говорим только наедине друг с другом – я и мой друг. А ты все как будто подслушал и выставил напоказ.

– Что выставил?

– Мой аборт.

Фаддей развел руками, повернулся и сел к машинке. Это означало – валите на кухню. Они и отвалили. Гришка хулиганил, приставал к сестре с глупостями. Динка плакала. Жанна достала заначку – бутылку водки и налила дочери. Дина вытирала слезы. Жанна спрятала заначку обратно.

Гришка подскочил и одним глотком опустошил рюмку. Дальше следовал его рев, немота Дины и решительные действия Жанны – она перевернула ребенка и старалась вытряхнуть из него выпитое.

Фаддей со страдальческим видом заглянул на кухню.

– Что ты делаешь? – спросил он жену. – Что он проглотил?

Дина показала на рюмку. Фаддей понюхал и сказал:

– Откуда ты взяла?

Мальчика наконец вырвало отцу на брюки. Мать повела его в ванную. Дина оторвала километр туалетной бумаги и стала оттирать брюки отца. Все это под крики сына.

Снизу стучали соседи, там жил литературный критик, и у него болела бабушка. Хотя времени было всего ничего – десять вечера.

На следующий день к ним пришел человек из конторы и попросил автограф. Уходя, попросил больше не бузить. Забытое словцо понравилось писателю, и он стал перекатывать его в контексте, радуясь свежести забытого.