Волшебный магазин

И сразу стала орать на мать, что она убийца, что продала ее ребенка за деньги и признаваться не хочет, что она на нее управу найдет. У нее сейчас друг хороший из ментовки, он ей покажет.

– Хороший друг? – заинтересовалась Людмила, мелькнула мысль, что вот кто поможет в поисках мальчика.

– Сука он, – коротко объяснила Светка, – все, о нем ни слова. Я домой хочу.

И стала оглушительно рыдать.

Людмила стояла растерянная. В голове появилась нехорошая мысль: «Симулянтка!»

Это про собственную дочь: разве так можно?

Зазвонил телефон. Никак не могли его найти. Это был не Светкин и не Людмилин.

Когда нашли, он замолчал.

Света прошлась по квартире и сказала:

– Такая знаменитая, а квартира маленькая. А это кто в костюме – она?

– Наверное. Не трогай ничего, пожалуйста.

– А что такое? Я просто посмотрела фотку. Ой, какие украшения жалкие. Бирюльки.

Людмила отобрала у дочери бусы и сказала:

– Идем, я тебя покормлю.

Пошла греть еду. Света хищно шарила полкам взглядом:

– А книг-то, а книг! Кто все это читает?

Потом стала рассматривать стопки пластинок. Ахала над каждой:

– Это надо же – как плохо мы знаем оперных, а ведь, наверное, народная. И пенсия огромная, правда?

– Ну откуда я знаю.

– А сберкнижку посмотреть.

– Ну зачем? Иди, согрела.

– Нашла! Нашла!

– Что? Что нашла?

– Мама, у нее столько денег! И кому это все?

В этот момент опять зазвучал Антонинин телефон. Людмила держала горячую сковородку, и телефон схватила Света.

– Да, я, – сказала Света, – я вас слушаю очень внимательно.

«Во наблатыкалась, – подумала Людмила, – отвечает как королевишна».

– Кто это, кто? – пристала она к дочери, не понимая, с кем та говорит.

– Записываю, – сказала дочь, шаря глазами в поисках, на чем записать.

Людмила услужливо оторвала листок из тетрадки расходов, которую она исправно вела. Сунула ручку.

Света странно себя вела. У нее дрожал голос и руки. Она что-то записывала, поддакивая каждую секунду:

– Да, да, да, пишу!

Людмила перекрестилась на всякий случай. Разговор кончился. Света аккуратно положила на стол мобильник. И сказала:

– Нашелся Юрочка. В Воронеже.

– А кто звонил? Ты с кем?..

– Сказали – на ваш запрос, Антонина Михайловна, сообщаем вам сведения о местонахождении Юрия Клыкова. Записывайте адрес.

Людмила опять перекрестилась и спросила:

– А как он, здоров?

Света пожала плечами, откуда они знают. Людмила достала старый хозяйский чемодан – она его давно присмотрела и складывала туда вещички для Юрочки. Света задумчиво вертела в руках сберкнижки.

Без слов было ясно, что денег на дорогу нет.

Людмила достала жестянку от чая и достала несколько тысяч. Потом еще пятитысячную.

Записала в тетрадке: «Взято в долг на дорогу в Воронеж».

Когда уже все собрали и завязали старый чемодан крепкой веревкой, опять зазвонил мобильный. На этот раз Людмилин. Звонил артист.

– Маме лучше. Ее переводят в общую терапию. Я договорился насчет отдельной палаты, но там одна кровать. Захватите какое-нибудь одеяло вместо матраца. Спать придется на полу. Захватите ее телефон, пожалуйста. Я пришлю машину. Позвонят в домофон.

Людмила отключила телефон и посмотрела растерянно на дочь. Света деловито собирала еду на дорогу. Потом прошлась по квартире, прикидывая, что может пригодиться.

– Поезжай одна, – сказала Людмила, – я остаюсь. Сейчас в больницу поеду.

Света на секунду обдумала эту новость, потом согласилась.

Людмила хотела ей сказать, чтобы она берегла Юрочку, и чтобы поцеловала его в шейку, и чтобы писала ей, и чтобы…

Ничего не сказала.

Снизу звонили по домофону. Людмила с сумкой для больницы. Светка с чемоданом.

Уходя, дочь не выдержала, схватила из бара недопитую бутылку. И брошку с подзеркальника.

Людмила смотрела на мелькающую Москву, и мысли ее были коротенькие-коротенькие. Хватит ли ей сил спать на полу? Может, удастся упросить нянек насчет раскладушки, а днем под хозяйкину кровать прятать.

Прототипы

Седой усталый, потертый жизнью писатель ехал со своей семьей на новое место жизни и творчества – им выделили однокомнатное жилье в небольшой резервации под названием «Городок писателей». Издавна завелось собирать скопом подобные личности. Лопаясь от зависти друг к другу, они начинали хорошо и весело сочинять. Еще Блок писал: «Так жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой».

Преследовалась, однако, еще одна цель – следить за подозрительным контингентом, но снабжать едой и бумагой, впрочем, за их счет.

Писателя звали Фаддей Прохорович Петров, от других Петровых спасало неординарное имя. Он прославился своими рассказами о простой жизни простых людей – и это оказалось востребовано в шестидесятые, когда уже само повествование о нормальном человеческом желании быть честным вызывало ажиотаж в читательских кругах и недовольство в руководящих.

Фаддей сдуру решил писать роман, заключил договор и погрузил себя в безнадежную пучину, хорошо описанную Чеховым в монологе Тригорина, если кто помнит «Чайку».