– И в самый последний раз. И я клянусь мамой, что я больше никогда не приду к тебе с подобной просьбой.
В голосе Ромы, особенно при упоминании матери, послышалась такая боль, что отец дрогнул.
– Тебе сколько?
– Много.
– Сколько много?
– Мне надо закончить четыре курса и тогда пойти работать. Рассчитываю тебе когда-нибудь отдать.
После паузы отец склонил голову в знак согласия.
Настя была из Белгорода. Хороший город со своими церквями и митрополитом Белгородским, хорошим маминым знакомым. Мама ходила на службу в церковь более истово, чем на свою службу в отделение «Почты России». Отец умер от пьянства, так мама сказала. Соседская девчонка сказала другое: наложил на себя руки. Настя не поняла тогда это выражение, догадалась только, что плохо с отцом. Один раз в школе из окна увидела какого-то хмыря в шубе, вылезал из навороченной иномарки, шарил взглядом по верхним окнам, будто искал кого-то. Настя вдруг решила, что это и есть отец. Побежала вниз по лестнице, сбила с ног учительницу географии с раскрытым ноутбуком в руках, который являлся такой драгоценностью, что учительница предпочла больно удариться спиной о ступеньки, но не выпустить из рук дорогостоящее школьное оборудование. Пока Настя извинялась, помогала обрести учительнице вертикальное положение и выслушивала выговор за беготню, человек, которого она приняла за отца, исчез.
Когда мама узнала, что Настя хочет быть артисткой, она поцеловала ее крепко, отвела в церковь на исповедь к митрополиту и отдала на будущее обучение всё, что имела. Она верила, что именно дочь сможет выполнить ее заветное желание – сняться в кино.
Оглядевшись, Денис выбрал Настю из Белгорода, и они стали парой. Готовили вместе этюды и занимались в библиотеке. Возраст студентов был самый опасный. Секс занимал все мысли, по ночам все смотрели порнуху. Денис снимал хорошую квартиру неподалеку от института и пригласил Настю на ночной киносеанс.
Отсмотрев кино, они поняли, что сами могут такое снимать и таким образом заявить о себе как артисты. Когда снимали это «селфи», хохотали страшно и пришли к выводу, что смех убивает секс. Ну не получается и «половуха», и съемка одновременно: кто-то должен смотреть в глазок. Но все же им понравилось то, что сняли, и они захотели поделиться с друзьями по интернету. После этого и «половуха» пошла как надо. Заснули счастливые, обняв друг друга. Проспали две утренние пары.
Первым, кто обратил внимание на их «шедевр», был олигарх Петров. Встав рано по европейскому времени, собираясь окунуться в озеро Комо, Иван, прихлебывая хороший душистый кофе, включил компьютер.
Вышел на сайт любимого института и сразу же уперся в свежеснятое видео. Название видео гласило: «Так студенты-актеры готовятся к занятиям. Сначала он обалдел от наглости, мысли пришли потом.
– Ну ведь не хотел я этих актеров, я вообще их не хотел, мне журналисты нравятся, ими управлять легко, – нет, уговорили. Богема вонючая. Идиот, идиот, связался с дебилами, они меня доконают, сволочи. Деньги, всё деньги проклятые – ни один курс не дает столько денег, сколько эти суки. Я же знал, я же знал, что они просто враги, они не люди, они предатели, гады, мразь…
Проклиная разнузданных актеришек, дозвонился до проректорши, выдал ей по полной и потребовал немедленно – немедленно, в ту же секунду, удалить поганое видео.
– А этих мерзавцев, их… их… Они заплатили на семестр?
– Заплатили, – угодливо произнесла проректорша, будучи московским вариантом любовницы Петрова, его руками, ногами, ушами, глазами в его отсутствие, она была в курсе всего.
– За семестр?
– За все обучение, но с учетом инфляции это можно будет пересчитать.
Петров подумал:
– Кто у них руководитель?
– Мастер?
– Они, что, на заводе?
– Иван Мефодьевич, у них так принято. Божко у них мастер. Федор Федорович.
Петров опять подумал:
– Вызвать на ковер и дать по мозгам. И этому… прорабу тоже!
– Не выгонять?
– На вид поставить. Пусть видят все, что мы не суки, но чуть что – выгоним ко всем чертям.
На курсе шестьдесят один человек. Поделили и сделали две группы: первую и вторую. Вторые тут же обиделись.
– А почему мы вторые? Мы их разве хуже?
– Будете по очереди вторые-первые, – решил Божко, – по неделям.
Преподаватель по танцу подошла к мастеру:
– Федор Федорович, как же быть – один лишний человек. Что делать? Нужны пары.
– Будете сами с этим одним танцевать. Ему больше всех повезет.
– Неровно у нас девочек поделили: в одной группе мало, в другой много, – волнуется «вокал», – мне бы поровну.
– Тогда мне будет плохо, нечетное количество, – парирует «танец» – как пары составить?
Включается «сценречь»:
– Лучше бы поровну.
– Мне все равно, – говорит «ритмика».
– И мне до лампочки, – поддерживает «пластика», – лишь бы ходили.
Разговор идет в преподавательской, где можно выпить чаю и переждать окно.
– А вообще, – философски замечает «ритмика», – до лета дотянем, самые талантливые перепоступят, а шелупонь отвалится. К выпуску будет пятнадцать человек.
Никто не верит. Так не бывает!