Растерянная Мария Васильевна стояла униженно в проходной, не зная, как реагировать. Мимо бежали ее ученики и спрашивали, пробегая: «Сегодня Фонвизин? Или еще Державин?»
Она развернулась и ушла. Пошли достоверные слухи, что накануне она резко отозвалась о сосисках в новой столовой. И вот вам пожалуйста! Хозяин – барин.
Божко вызвали к проректору и попросили срочно ему и супруге сдать справку, что они не сидят в тюрьме. Федор Федорович удивился: «Как доказать, что я не верблюд?» Ему ответили – это указание Министерства просвещения, вот вам анкета, заполняйте и идите с ней по указанному адресу, но не позже чем через неделю, иначе не будет зарплаты.
В преподавательской шло активное обсуждение этого новшества. Но деньги были нужны, и большой дружной когортой все пошли по указанному адресу, там оказалось – за скорость надо было заплатить по три тысячи. Божко нуждался в педагогах, пришлось заплатить за всех.
В общей курсовой комнате, где хранились все вещи, где девочки и мальчики переодевались, хранили реквизит, ели китайскую лапшу, заливая кипятком из кулера, где протекала вся их институтская жизнь с раннего утра до самого позднего вечера, ближе к полуночи, когда бдительная охрана начинала обход всех пяти этажей с проверкой, не завалялся ли кто на репетиционных матах, случайно забыв о времени, – в этой самой комнате стали пропадать деньги. Из карманов, из кошельков, даже из тайных загашников в виде двойной прокладки в женских трусах, пристегнутых английской булавкой. Булавка есть – денег нет. Это была катастрофа. Ребята еще не обжились друг с другом достаточно, чтобы понимать, кто может быть на подозрении. Поэтому подозревали всех. И параллельные курсы – они запросто могли забежать во время, допустим, урока по танцу, когда все стоят по периметру у станка и выделывают па-де-де, на них даже кармана нет, только балетки и трико.
Собрались в своей комнате, заперлись изнутри. Был поздний вечер. Но в институте кипела жизнь.
Начал староста Рома.
– Что делать будем?
Немедленно зазвучали голоса жертв, можно было подумать, что они требуют компенсации от Ромы.
– У меня у самого две тысячи исчезли, – отрезал он, – я спрашиваю, что делать будем?
Перекрашенная в блондинку брюнетка Полина предложила:
– Всех обыскать!
Сашенька, заливаясь слезами, вывернула свой рюкзак:
– Вот ищите. У меня вообще ни копейки, хорошо, что мы за квартиру успели заплатить.
Изворотливый ум Ромы тут же отреагировал:
– Значит, успели, а где деньги взяли?
Немедленно обиделась Настя, еще не пришедшая в себя после порноскандала:
– А какая логика?
– А кто будет обыскивать? – раздался очень четкий голос Тамары. Она поглядывала на часы. – Давайте с меня, у меня работа. Я, между прочим, сама плачу за обучение.
Все неприятно замерли и уставились на нее – так вот кому нужны деньги.
– Вы что, с ума сошли? Не нужны мне ваши деньги, мне хватает.
– А где ты работаешь?
– На вокзале.
– Где?
– В консалтинговой компании, – так же четко и исчерпывающе ответила Тамара.
– Они по ночам работают?
– По дальневосточному времени.
Ребята уважительно помолчали.
– Так вот почему ты лекции прогуливаешь?!
– Сплю, – согласилась Тамара и опять посмотрела на часы: – Давайте, ребята. Время – деньги.
Все переглянулись – идей не было. Шестьдесят один человек смотрели друг на друга абсолютно честными глазами.
– Так что делать будем? – опять повторил староста.
В это время где-то далеко и как-то страшно захохотала какая-то птица. Все даже вздрогнули. Как будто кто-то их подслушивал.
Где-то на верхнем этаже отбивали чечетку танцоры. А внизу ритмически скандировали скороговорки. Было похоже на упражнение на внимание, которое любил задавать им мастер.
Невольно ребята стали разбирать ухом круги: ближний – что происходит в комнате, средний – что происходит в здании, большой – в городе, в стране, в мире.
Везде воровали. В Америке, в Ватикане, в газетном ларьке.
На следующий день староста Рома подошел к мастеру:
– Федор Федорович, у нас беда. Сначала думали, сами справимся. А теперь поняли, что никак не получится. Нам камера нужна.
Божко слышал о пропажах, но надеялся, что будут лучше прятать деньги и все обойдется.
– Соберите деньги и купите, – одобрил Федор Федорович.
– Не пойдет. Нам же схватить надо, а не упредить. А как соберем деньги – все узнают. Я хочу установить тайно и никому ничего не сказать.
– А куда?
– Есть идея.
Федор Федорович немного помедлил, потом сказал:
– Ладно, дам. Сколько надо?
На следующий день весь институт уже знал, что у первого курса в раздевалке стоит камера. Кражи прекратились.
Полина, перекрашенная в брюнетку, потянула связки на пластике. Боль адская. Сидит на мате, плачет.
– У меня это уже было на одной ноге, теперь на другой. Это месяц без движения. Из деканата прибежала секретарша Катюша, осмотрела ногу и сказала:
– Срочно ехай (так и сказала!) в Новосибирск и делай операцию. Нам каждый человек дорог.
Поля отлежалась в реквизиторской, потом ребята снесли ее вниз к такси и помахали вслед. К Новому году вернулась, не могла без ребят, без института, без актерства.
Настя подбежала в буфете к Саше: