– Я давно хотел его найти, но теперь понял, что он спешит. Или она… скорее она.
– Алла или…
– Или. – Кирилл остановился у окна, наклонился, подался вперед, сгорбился некрасиво. – Ольга ради детей пойдет на все. А она чувствует, что старуха этих детей не оценит. И да, она права… Алиция видит, какие они на самом деле. И завещание написано. Это треклятое завещание написано давно, она время от времени вспоминает о нем, дразнит всех… стаю голодных собак костью… а они и рады, гавкают, захлебываются слюной, готовы друг другу глотки перервать… чего ради?
– Это ты мне скажи, чего ради. – Жанна тоже встала.
Странно, но этот разговор, который должен был бы добавить ей вопросов и сомнений, успокоил ее.
– Деньги… из-за них все… но мы ведь не о том, Жанна. Я предлагаю тебе союз. Ты остаешься здесь на некоторое время… просто остаешься.
– В роли приманки?
– Можно сказать и так. Главное, ты отвлекаешь внимание, а я… я понаблюдаю со стороны.
– С чего ты решил, что…
– Пруд.
– Это случайность!
– Случайность. Возможно. А быть может, удобный случай, которым воспользовались. И уверен, Жанна, тебя ждет множество самых удобных случаев… и если поблизости не найдется никого, кто бы за тобой присмотрел…
– Угрожаешь?
– Пользуюсь ситуацией.
– Ты… сволочь.
– Пожалуй, – согласился Кирилл, глядя… с насмешкой?
– Я могу…
– Пожаловаться? – Кирилл приподнял бровь. – Неудачная идея. Во-первых, Алиция терпеть не может жалоб и жалобщиков. Во-вторых… Что ты расскажешь? Сплетни? Версию, шаткую, что воздушный замок? В лучшем случае над тобой посмеются. Смеяться здесь любят. В худшем объявят параноиком. А паранойя – душевная болезнь…
– Сволочь.
– Повторяешься. – Он взял Жанну за руку, сдавил легонько.
Наклонился, касаясь губами кожи.
Вдохнул.
И выдохнул, опалив дыханием.
– Но я очень обаятельная и изворотливая сволочь, Жанна. Поэтому и предлагаю: давай дружить.
Следующие несколько дней прошли в тишине и притворном спокойствии. Жанна чувствовала напряжение, которое проскальзывало в едких замечаниях Аллочки, категорически недовольной появлением соперницы, в притворном дружелюбии Ольги, в равнодушии Игоря, который сделал вид, что ничего не произошло, и лишь сторонился Жанны.
Алиция Виссарионовна более не делала попыток побеседовать, напротив, она словно позабыла о существовании Жанны.
Сегодняшний вечер не стал исключением.
Жанна начала потихоньку ненавидеть эти семейные вечера.
Очередная гостиная.
И Ольга играет на фортепьяно пьеску.
Алла что-то читает, устроившись в низком кресле, брат ее занял место в углу, он вообще тяготел к таким вот удаленным спокойным местам, и в чем-то Жанна его понимала.
Николай сидел сгорбившись, прикрывая ладонью блокнот, и что-то быстро старательно черкал, шевеля при том губами. Стоило кому-то из семейства подойти ближе чем на три шага, и широкая ладонь Николая накрывала записи.
Игорек расхаживал по гостиной, что-то бормоча и размахивая руками, при том выглядел он сущим безумцем. Был ли им?
Жанна листала книгу, с каким-то особым, извращенным удовольствием разделяя слипшиеся страницы. А в текст почти не вглядывалась.
– Жанна, не горбись. – Сама Алиция Виссарионовна держала идеальную осанку. – Не представляю, о чем думала Женечка, воспитывая тебя…
Жанна молча выпрямилась, она уже усвоила, что перечить бабке – себе дороже.
– Что ты читаешь?
– «Гордость и предубеждение». – Жанна подняла томик, продемонстрировав заголовок.
– Сентиментальная чушь, – поморщилась Алиция Виссарионовна.
– Классика.
– От этого она не перестает быть сентиментальной чушью, – с легкостью отмахнулась Алиция Виссарионовна. – Подобные книги вредны.
– Почему?
Ольга прекратила играть, видимо решив, что все одно ее не слушают. А может, нынешняя беседа, в отличие от предыдущих, заинтересовала ее.
– Потому что они искажают представление о мире. – Алиция Виссарионовна стукнула тростью о пол. – Сентиментальные романы нужны сентиментальным дурочкам, которые не способны смириться с объективной реальностью.
Жанна почувствовала, как у нее загораются уши.
– Полагаете, женщины должны читать исключительно «Домострой»? – вдруг подал голос Николай. И блокнот свой на всякий случай прикрыл ладонью.
– Некоторым не мешало бы и прочесть, – Алиция Виссарионовна ответила неожиданно мягко. – Глядишь, в голове бы прояснилось, а то… сначала начитаются о великой любви, потом гробят себя, эту любовь выискивая… и находят на свою задницу…
– Мама, как грубо!
– Зато верно. – Алиция Виссарионовна прислонила трость к столику.
Сегодня она оделась в бирюзовых тонах. И ей идет, что цвет, что само платье, строгое, но вместе с тем изящное. И не выглядит она старухой, а действительно женщиной элегантного возраста.
– Взять хотя бы Женечку… Что ей дала эта ее неземная любовь?
– Счастье, – тихо ответила Жанна.
– Счастье? – переспросила Алиция Виссарионовна, нехорошо усмехнувшись. – Деточка, а ты уверена, что она и вправду была счастлива? Потому как быть и казаться – разные вещи… Ну ладно, о ней мы можем теоретизировать долго, но правды так и не узнаем. Возьмем лучше тебя…