Волшебный жезл

Старшая наша дочка, Полина, ходила тогда в пятый класс школы. Она очень обрадовалась четвероногим питомцам и, вернувшись из школы, весь день находилась возле бычков.

А младшая дочка, пятилетняя Валечка, была совершенно уверена, что бычков поселили здесь специально для ее развлечения. Она набросала им за загородку игрушек и все время играла с веселыми и бойкими товарищами, которые, кстати сказать, тоже любили поиграть и порезвиться.

Признаться, жизнь в одной квартире совместно с бычками вовсе не была уж так приятна. Животные требовали тщательного ухода: много раз в день приходилось менять им подстилку, но в квартире все равно пахло навозом и было сыро. Иногда бычки вырывались из-за своей загородки и тогда норовили завладеть всей квартирой. Удержать их было трудно, потому что они были уже сильными и очень ловкими.

Однажды, когда дома не было ни меня, ни Татьяны Васильевны, ни Полины, Валя, то ли случайно, то ли играя, выпустила обоих бычков.

Боже мой! Какую картину застал я, вернувшись домой! Вся мебель была перевернута, табуретки и стулья опрокинуты, посуда на полу. Послушный, разбежавшись, налетал на высокий фикус и тыкал его своим крепким лбом, пока цветок не опрокинулся. Шанго стоял возле начищенного самовара, изготовившись к бою и нацеливаясь забодать свое отражение в самоваре — такого же смешного и воинственно изготовившегося к бою бычка.

Виновница же всего этого кавардака, Валечка, спряталась за шкаф и со страхом выглядывала оттуда на своих озорничающих товарищей.

Это, конечно, было очень смешное зрелище, и, водворив порядок, я еще долго смеялся, вспоминая испуганные глаза Вали и воинственный пыл Шанго. Но вообще-то в те дни мне было не до смеха. Это были, быть может, самые тяжелые дни в моей жизни, потому что суставолом грозил уничтожить весь молодняк нашего стада.

Мы выбросили из телятника и сожгли всю солому, вымыли кипятком и продезинфицировали стены, полы перестлали. Я не уходил из телятника до тех пор, пока вся работа не была закончена. Вернулся в тот день только поздней ночью. Дома все уже спали. Спали и бычки в своей загородке. Только Шанго, когда я вошел, поднял широкую морду, чуть-чуть приоткрыл глаза, что-то промычал со сна и, свернувшись поудобнее, заснул опять.

Но я заснуть не мог. «Удалось ли нам покончить с болезнью? — думал я. — Уничтожили ли мы всех микробов, разносящих эту страшную инфекцию? Удастся ли нам сохранить в живых оставшихся телят?»

Нет, мне решительно не спалось. То и дело я вставал с кровати, пил воду, снова ложился и снова вставал. Еще было совсем темно, когда я оделся и пошел в телятник.

В телятнике чисто и тепло. Быть может, даже слишком тепло. От испарений животных на стенах выступила влага. Телята спали. Но, когда я вошел, многие из них зашевелились, повернули ко мне головы, некоторые поднялись на ножки, видно ожидая, что я начну их кормить.

Я подходил к каждому животному: этот как будто здоров, этот тоже и этот тоже… Подошел к пятидневной телочке Ленточке. Желтенькая, как яичный желток, с белым пятнышком на лбу, она лежала вытянувшись, с мутными, жалобными глазами.

В сердце сразу прокралась тревога. Я притронулся к маленькому животному: да, так и есть — коленки распухли.

Что было делать?

Я сел на табурет в полном отчаянии. Не различимые глазом микробы оказывались сильнее меня. Я чувствовал себя беспомощным.

Я понимал, что если не удастся покончить с болезнью и сохранить молодняк, то, кроме громадного ущерба, который мы причиним государству, рушится еще наша мечта о создании высокопродуктивного стада. Болезнь выбивала из рук «волшебный жезл» — искусственного отбора, потому что мы отбирали для будущего стада одних животных, а слепая и неразумная стихия отбирала по-своему.

Каждый день погибало по два-три теленка. Даже те животные, которые выживали, оказывались потом слабыми и хилыми: они легко простуживались, чихали и кашляли, за ними требовался особенно тщательный уход. Для такого ухода нужно было найти заботливую телятницу, способную на самоотверженный труд. И такую телятницу нам посчастливилось найти.

В ХОЛОДНОЙ БАНЕ

Нашел я нужного для телят человека на одном хуторе вблизи Караваева, где мы устроили карантин. Коров, покупаемых для совхоза, мы держали здесь месяц, пока не убеждались, что они здоровы.

Однажды я приехал в этот хутор и стал свидетелем удивительной сцены. Нескольких коров, которые отбыли карантинный срок, надо было отправить в Караваево. Обслуживала этих животных высокая, полная, черноволосая женщина — Таисия Алексеевна Смирнова.

— Ну, пошли, — сказал скотник и стал выгонять коров со скотного двора.

Но коровы не тронулись с места. Они стояли возле Таисии Алексеевны, терлись боками и мордами о ее руки и никуда не хотели от нее уходить.

— Пошли, пошли, коровушки, — ласково сказала женщина и первой вышла на улицу.

Животные охотно потянулись за ней. Она дошла до околицы, и коровы не отставали от нее, но, когда она повернула обратно к дому, коровы тоже повернули за ней. Нет, они решительно не хотели покидать свою хозяйку.