Волшебство и трудолюбие

Как человек сверхъестественный, Майоль никогда не болел и никогда никого не утомлял своим дурным настроением. Из поэтов он любил Рембо, Малларме и читал наизусть всего Бодлера, томик стихов которого сам переплел в оригинальный переплет.

В молодости он дружил с поэтом Лафаргом и даже иллюстрировал издания его стихов. Музыку Майоль любил и знал как подлинный музыковед, и особенно ранних классиков — Баха, Моцарта, Скарлатти, Куперена. Однажды в гости к нему приехала польская пианистка Ванда Ландовская, она так пленила Майоля игрой на клавесине, что осталась в Баниюльсе на два года.

Майоль высоко оценивал труд, каждый труд и любой труд. Мастеровой должен быть в своем деле художником. Он считал, что скульптор не скульптор, если он не мастер всякого ручного труда, если он не «артизан». В Марли ле Руа он сам с тремя каменщиками строил себе дом, так же как Гоген строил себе дом на Маркизских островах. Как и все южане, он сам сажал в Баниюльсе виноград, подрезал фруктовые деревья, любил придавать форму ветвям дуба. Любил угощать друзей вином собственного изделия.

— Это был — бог! И каким благородством, какой учтивостью обладал он, не будучи ни аристократом, ни снобом. Все в нем было необыкновенно искренне и просто, а его искусство было очень внутренним. Не мудрствуя лукаво, он поразил весь мир тем, что порвал в искусстве с прошлым и вызвал огромную ненависть к себе и непризнание. Это сейчас он классик, хотя он остался таким же, как и был…

Майоль погиб через год после того, как был отснят этот фильм. 15 сентября 1944 года он решил навестить своего друга Рауля Дюфи на курорте Берне ле бэн. Повез его доктор Николо в своей машине. Дорогой попали в катастрофу, и Майоль был тяжело ранен, ему искалечило челюсти, он не мог говорить, не мог есть. Он лежал в госпитале и записывал в школьную тетрадку последние свои мысли. Потом его перевезли домой, в Баниюльс, и там 27 сентября он скончался…

7

И все же я пишу не о Майоле, я пишу о книгах двух его исследователей, потому что я не столько знаю, что такое скульптура, сколько чувствую. Есть слово «пластика», которое часто повторяют скульпторы. Это слово многогранно, я слышу его в устах одного из крупнейших хирургов — Вишневского, когда при накладывании швов после операции он говорит: «Дайте другую иглу, вы мне пластику испортите!»

А балерины совершенствуются в пластике движений, и тут вы эту пластику ощущаете неотрывно от эмоциональной передачи и от технического мастерства. А живописцы обычно не любят цветных фильмов. Для них цвет в пластике, которая достигается мазками. Для них специфика киноленты не передает этой пластики.

Впрочем, в наши дни слово «пластика» овульгарилось, оно выскочило на улицу и, бегая по магазинам, прячется в одежде, обуви, в хозяйственной утвари и даже в букетах искусственных роз — и не имеет ни малейшего отношения к искусству.

Вольдемар Жорж пишет о последней работе Майоля — статуе «Гармония» — так: «Мастер внес в нее всю свою любовь к жизни, все свои старания и все свои знания… Майоль воссоздал ее в чувстве превосходной пластики, которой он до этого времени не достигал».

И мы понимаем, что в свои восемьдесят три года Майоль был настолько молод и силен, что все продолжал совершенствоваться, и руки его не утеряли ощущения «объема, ограниченного самим собой», и форма продолжала, по его собственному выражению, «заполнять ладонь руки», и глаз не изменял в чувстве пластики.

Гармония — это созвучие. И Майоль всю жизнь искал гармонии, объединяя в образе женщины или мужчины природу в целом. «Природа, — говорил Майоль другу своему Пьеру Камо, — не что иное, как гармония, и я являюсь выразителем того или иного ее состояния. Как яблоня дает яблоки… Я не претендую на поиски того, что находится вне природы, как яблоне нечего хвастаться, что она изобрела яблоки».