Волшебство (сборник)

Мама кинулась к нам, упала на колени, а Ларисочка уже посинела вся, и сердечко у неё колотится, словно выскочить норовит. И вдруг Ларисочка глазки свои приоткрыла, взгляд у неё прояснился, словно вернулась откуда-то, и с такой мукой и мольбой взглянула на меня, словно сказать хотела:

– Мама, спаси меня.

Я от бессилья своего в голос закричала…

Двух годков матушке моей не было. Что было потом, помню обрывками, как в тумане. Отец Ларисочке гробик сам сделал, как недавно совсем люльку смастерил. Ушел молча в сарай и целый день не впускал к себе никого.

Ларисочку, ангела моего безгрешного, уложили в её последнюю колыбельку, укрыв кружевной простынкой, которую моя мама к её рождению своими руками вышивкой «ришелье» украсила. Лежала она, ненаглядная моя, как живая, того и гляди глазки свои откроет. Я сидела, словно окаменелая, обняв эту колыбельку с доченькой моей, и плакать мне уж и сил не было. Как в забытье каком-то была, из которого меня вырвал голос свёкра:

– Верушка, выносить пора.

Не помню ничего, что было потом. Помню, как хотела в могилу за Ларисочкой броситься, еле двое мужиков смогли сдержать меня. А потом слегла я. Подняться смогла только к сороковому дню. В неутешном горе не заметили мы, что кошка наша запропастилась куда-то. Не до неё было. Пошли мы на кладбище Ларисочку навестить, глядим издалека, холмик какой-то на могилке. Подошли поближе и обомлели: поперек ларисочкиной могилки, будто обнимая всем своим тельцем, лежит наша семишёрстная кошка. Мёртвая. И как только она, нянька наша пушистая, нашла ларисочкину могилку? Как добрела сердешная, до места вечного сна своей маленькой хозяйки, чтобы охранить её покой? Неведомо это. Только не проснулась больше Ларисочка. Стало быть, и няньке нашей семишерстной незачем было это место покидать. Так и осталась она навсегда с Ларисочкой.

Бабушка, заканчивая свой полный не утихшей с годами боли рассказ, вытирала слёзы уголком фартука. Я сидела, ошеломлённая этой историей, не в силах справиться со всколыхнувшимися во мне чувствами. Концы моего безупречно отутюженного пионерского галстука промокли насквозь от слёз, которые ручьями стекали по щекам. Нечто, что жило в самом центре моей груди и всякий раз напоминало о себе в минуты переживания значимого события, разрывалось на части и стонало от горя, переживаемого заново в эту минуту моей Волшебницей. Ведь она была не только моей Бабушкой, но и Мамой Ларисочки, о существовании которой я до сего момента не знала, и которая навсегда осталась в памяти матери, пережившей своё дитя, трогательной малышкой.

При жизни Бабушки я посещала церкви разве что в качестве экскурсанта с гидом и группой любознательных почитателей истории и старины. Православные храмы были для меня лишь уникальными архитектурными сооружениями, свидетельствующими о величайших событиях русской истории. Волшебница моя, уйдя из земной жизни, привела меня в Храм, который теперь стал для меня единственным местом на Земле, где исчезает граница между «Здесь» и «Там». Местом, где мы можем с ней встретиться, соприкоснувшись нашими душами и, общаясь без слов, понимать друг друга. Местом, где каждую нашу встречу отныне и до веку будет благословлять ОН – Самый Добрый, Милосердный и Всепрощающий. Тот, Кто когда-то создал меня и, возлюбив своё творение, призвал к нему Бабушку – свою посланницу, через которую на меня щедрым, поистине неисчерпаемым потоком, изливалась Его любовь.

Мой приход в Храм в новом качестве произошёл просто и естественно, словно возвращение домой после временного отсутствия. У меня – невоцерковленной и впитавшей в себя атеизм в объеме школьной программы и институтской материалистической диалектики, затеплилась надежда наверстать то, что я опоздала сделать: вернуть Бабушке мою невысказанную любовь и благодарность и сделать для неё то, что не сделает никто: поминать её и маленькую Ларисочку, которую теперь ничто не сможет разлучить с мамой.

И эта надежда, воплотившаяся в мерцающем огоньке поминальной свечи, зажжённой совсем уже взрослой внучкой для Бабушки и её Ларисочки, стала путеводной звездой, осветившей путь длиною в жизнь. Путь, идя которым мне хотелось исправить свои ошибки, открывшиеся мне и казавшиеся теперь непростительными. Впервые за всю мою жизнь во мне появилось смутное ощущение неправильности многого из того, что я делала и ложности того, к чему я стремилась. И впервые в жизни во мне проснулось явственное ощущение присутствия в моей жизни таинственного Некто, беспредельная и безусловная любовь Которого прощала мне эти ошибки, как когда-то прощала мне мои шалости Бабушка. И этого таинственного, любящего, великодушного и всепрощающего Некто я не имела права разочаровать.

XIII