Волшебство (сборник)

И вдруг она поднимает глаза, ставшие вдруг удивительно похожими на глаза девочки на фото, и наши взгляды встречаются. Печально улыбнувшись, собрав тонкие морщинки в уголках губ, женщина легонько машет мне вслед маленькой, почти детской, рукой. И в этот момент я чувствую, как в центре моей груди что-то сжалось в горячую, пульсирующую точку, болью отозвавшись на невыразимое и неизмеримое горе матери, которой уготована участь пережить своё дитя. Поезд с гулом набирает скорость и, словно догоняя неумолимое время, устремляет своих пассажиров к их сиюминутным целям.

Вернувшись своими мыслями в вагон поезда, я с удивлением обнаруживаю, что всю дорогу тащу с собой пакет, доверху набитый мусором. И вслед за чувством неловкости, вызванным этим «открытием», меня окатывает обжигающая волна. Она накрывает меня с головой, заставив душу вспыхнуть жарким пламенем стыда, в зареве которого я кажусь самой себе полным ничтожеством. Не из-за своего нелепого багажа, а из-за того, что пошлая мелодрама про любовный треугольник, в которой я отвела себе роль трагической героини, стала для меня достаточным поводом для малодушных, дезертирских помыслов о посягательстве на свою жизнь – самый бесценный из даров Творца. Дар, во имя сохранения которого мать больного ребёнка бьётся из последних сил в непримиримой схватке со Смертью, превозмогая нечеловеческую усталость, борясь с отчаянием, отметая предательские сомнения и терпя унижения. И, несмотря ни на что, будет верить и бороться до конца. Но, даже исчерпав весь свой арсенал, она, не колеблясь, будет готова отдать свою жизнь в обмен на жизнь своей девочки, чтобы на последнем своём вздохе вырвать её из холодных когтей Смерти.

Ухожу!

Покопавшись в кейсе и не найдя ключей, Кирилл, глубоко вдохнув и немного помедлив, решительно нажал кнопку дверного звонка, которой отозвался дребезжащей трелью.

– Здравствуй, Марина. Нет, в комнату проходить не буду. Разговор у меня к тебе короткий. Я пришел тебе сказать, что мне всё надоело. Я устал от наших отношений, от твоих сверхтребований ко мне, от постоянного ощущения, что я что-то всё время должен-должен-должен… Нет, конечно, ты мне этого не говоришь, но ты даёшь мне это почувствовать. И вообще, рядом с тобой я чувствую себя вещью, да вещью, неодушевлённым предметом. И это твоё дурацкое обращение «Кирик». Словно собачья кличка. Будто щенка к себе подзываешь.

Да, собственно, что много говорить… В общем, я пришел тебе сказать, что я от тебя ухожу, потому что встретил другую женщину, с которой хочу быть, которая любит меня. Мне с ней хорошо и комфортно, только с ней я понял, как много я от тебя недополучал. А как меня кормили… Только не надо сцен, я всё решил бесповоротно. Мне надо было это сделать много раньше. А то ходим по кругу… Малодушничал. Да, возможно проблемы у меня будут. Но это будут МОИ проблемы. Что значит семья? Слушай, давай не будем создавать культов. У нас давно нет никакой семьи. Да и что вообще такое семья? Сегодня одна семья, завтра – другая. Где человеку хорошо – там у него и семья. А мне хорошо там, и туда я ухожу. О чём и пришел тебе сообщить. Ночевать дома я больше не буду, а завтра приду за вещами. Меня там сегодня ждут. Насовсем. Да, именно так: я больше тебя не люблю. Это – мой выбор.

– Кирик, ты чего стоишь как сирота казанская и трезвонишь на всю площадку? Опять ключи забыл? Котик ты мой рассеянный. Давно стоишь?

Поставив на пол неподъемные сумки, румяная с мороза Марина убрала с кнопки палец мужа, который в задумчивости всё ещё продолжал жать на звонок. – Подержи сумки, пол грязный. Я сейчас открою. Тяжесть-то какая, все руки оборвала. Зато сейчас быстренько пожарим на ужин твои любимые отбивные.

Непослушными пухлыми пальчиками с глубокими, пунцовыми следами сумочных лямок Марина с третьей попытки попала ключом в скважину замка, который уютно щелкнул. Из приоткрытой двери пахнуло знакомым и привычным домашним духом, в котором были растворены и перемешаны множество запахов, создающих нечто неповторимое, умиротворяющее, без чего не существует понятия «дом».

– Давай тащи сумки на кухню, сейчас руки помою, и будем ужинать. Представляю, какой ты голодный! Я, если честно, тоже.

Марина, со свойственной ей стремительностью скинувшая пальто и сапожки, через минуту уже хлопотала на кухне, щебеча без умолку под аккомпанемент струи воды из крана, глуховатые хлопки дверцы холодильника и многоголосное колокольчиковое позвякивание кухонной утвари. Дремотная пустота дома наполнилась множеством звуков, движением и ещё чем-то необъяснимым, искрящимся и пульсирующим, словно настраивающийся перед концертом оркестр, готовый зазвучать стройно и гармонично с первым взмахом дирижерской палочки.