Вольт (СИ)

- Завтрак принесут через два часа, - сообщил ему Хань своим обычным голосом, мягким и спокойным.

- Ты рано сегодня, - пробормотал Чонин, усевшись на матрасе.

- Я решил продолжить то, что удалось хорошо начать.

- В каком смысле? - после долгой паузы решил уточнить Чонин.

- В прямом.

- Ты говорил, что даёшь всего один шанс, разве нет?

- Ты его не упустил, - пожал плечами Хань. Наверное, лучше называть его Ханем даже официально? Собственно, если этот странный человек намеревался продолжить то, что “хорошо началось”, то у Чонина появлялись определённые привилегии. Например, право всегда звать наставника по имени. Конечно, всё это работало лишь в том случае, если Чонин будет играть дальше по заданным правилам.

Но Чонин пока не знал, хочет ли он вообще играть дальше. Он не изменил своих планов и собирался покинуть “Дворец”, однако есть ли иные варианты? Он их не видел. Либо воспользоваться шансом и попробовать осуществить побег с помощью - вольной или невольной - Лу Ханя, либо думать самому и воевать на два фронта. Хотя кое в чём Хань прав - они уже один раз сыграли, и теперь глупо делать шаг назад. К тому же, Чонин не мог сказать, что ему не понравилось. Было странно, верно, но хорошо.

Только вот… Чонин не мог представить кого-то другого вместо Ханя и не испытывал уверенности в том, что смог бы сделать то же самое, если бы…

Чонин не стал лезть в разум Ханя. Он просто отбросил одеяло, медленно опустился на матрас и закинул руки за голову. Его интересовало, что же предпримет сам Хань. И насколько далеко им обоим придётся зайти в этой непонятной игре.

Игра и впрямь непонятная, потому что Хань явно не последний человек во “Дворце”. Наверняка у него широкий выбор способов воздействия на нерадивых учеников, тогда почему он выбрал именно этот? Чонин уже привык к боли, к голоду и холоду, к тому, что ему не позволяли спать, к некоторым видам пыток. Он привык, что хорошо ему в стенах “Дворца” точно не будет. Каждый наставник, что с ним работал, пытался его сломать, переделать, вылепить нечто такое, что устроило бы обитателей “Дворца”. И он привык сопротивляться, воевать с каждым и одерживать победы любой ценой. Потому что его цели по-прежнему оставались лишь его целями.

Однако Хань вёл себя иначе. Он как будто уклонялся от сражения и постоянно менял обстоятельства. Словно пытался подобрать ключи. Неважно. Чонин собирался уйти. Каким бы умным и хитрым ни был Хань, даже он не мог остановить Чонина и удержать. Пока у Чонина была цель, он двигался к ней как танк, не сворачивая с пути и преодолевая любые преграды. Так было всегда, так будет и впредь.

Хань смотрел на него, скользил взглядом по его смуглой коже и машинально дёргал пальцами пуговицы на своей рубашке. Раздевался торопливо, отбрасывая одежду так, будто та обжигала. После водил ладонями по животу и груди Чонина, сжимал коленями бёдра, усевшись сверху. Медленно наклонившись, коснулся губами шеи, заставив Чонина запрокинуть голову. И Чонин прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на ощущениях. По коже над ямочкой меж ключиц гуляло горячее дыхание: то опаляло жаром, то мягко согревало. Губы тоже притрагивались к коже то легко и ненавязчиво, то жадно и нетерпеливо. И всегда эти прикосновения оказывались внезапными, из-за чего Чонин время от времени вздрагивал. Точно так же он вздрогнул, когда Хань положил ладони ему на плечи, неспешно повёл от шеи вправо и влево, потом обратно, позволил ладоням спуститься на грудь и накрыть пластины мышц. Хань так и замер, всего лишь удерживая ладони на груди Чонина, но возбуждение не улеглось. Чонину казалось, что соски сами по себе твердеют под горячими ладонями Ханя. И он не продержался даже одной минуты: закусил губу, запрокинул голову ещё сильнее и подался грудью вверх, навстречу горячим ладоням, чтобы потереться о них, ощутить ещё отчётливее.

Хань шумно вздохнул, ладони убрал и наклонился, чтобы прикоснуться к коже уже губами. Чонин с силой зажмурился. Его кожа горела и пылала от всего, что делал Хань. Влажные прикосновения языка, упругость губ, лёгкие укусы, поглаживания кончиками пальцев либо болезненные пощипывания… Ханю явно нравилось это. Хотя Чонин больше волновался о себе, потому что ему нравилось это не меньше, чем Ханю. Он тихо застонал, когда осознал, что у него уже отменно встало, и Хань прекрасно знал об этом, поскольку в живот ему упирался отнюдь не палец.

Сладкое и тягучее влажное прикосновение под ухом и жаркий шёпот:

- Спичка…

- Что? - хрипло спросил Чонин, зажмурившись ещё сильнее.