Читаем Volume IX: The Age of Voltaire полностью

БЕНЕДИКТ. Как вы наивны! Разве дети способны к философии? Могут ли дети рассуждать? Общество основано на морали, мораль - на характере, а характер формируется в детстве и юности задолго до того, как разум может стать руководством к действию. Мы должны прививать мораль человеку, когда он молод и податлив; тогда она может оказаться достаточно сильной, чтобы противостоять его индивидуалистическим импульсам и даже его индивидуалистическим рассуждениям. Боюсь, вы слишком рано начали думать. Разум - это конституционный индивидуалист, и когда он не контролируется моралью, он может разорвать общество на куски.

ВОЛЬТЕР. Некоторые из лучших людей моего времени считали разум достаточной моралью.

БЕНЕДИКТ. Это было до того, как индивидуалистический интеллект успел преодолеть влияние религии. Некоторые люди, такие как Спиноза и Бейль, д'Ольбах и Гельвеций, возможно, вели хорошую жизнь после отказа от религии своих отцов; но откуда нам знать, что их добродетели не были результатом их религиозного воспитания?

ВОЛЬТЕР. Среди моих современников были сотни людей, которые, несмотря на религиозное образование и католическую ортодоксию, были презренными распутниками, как кардинал Дюбуа и Людовик XV.

БЕНЕДИКТ: О котором вы написали восхитительный панегирик.

ВОЛЬТЕР. Увы, да. Я был подобен некоторым из ваших монахов; я использовал благочестивые обманы, чтобы добиться, как мне казалось, благих целей.

БЕНЕДИКТ. Однако несомненно, что тысячи ортодоксально верующих людей, даже соблюдающих все религиозные обряды, могут стать великими грешниками и страстными преступниками. Религия не является безошибочным лекарством от преступности, она лишь помогает в великом деле цивилизации человечества; мы верим, что без нее люди были бы гораздо хуже, чем они есть.

ВОЛЬТЕР. Но эта ужасная доктрина ада превратила Бога в людоеда, более жестокого, чем любой деспот в истории.

БЕНЕДИКТ. Вы возмущаетесь этой доктриной, но если бы вы лучше знали людей, то поняли бы, что их нужно пугать страхами, а также ободрять надеждами. Страх Божий - это начало мудрости. Когда ваши последователи потеряли этот страх, они начали деградировать. Вы были относительно порядочны в своей безнравственности; в вашей долгой связи с мадам дю Шатле было что-то прекрасное; но ваши отношения с племянницей были позорными. И вы не находили ничего предосудительного в поведении вашего развратного друга герцога де Ришелье.

ВОЛЬТЕР. Как я мог упрекнуть его? Я бы поставил под угрозу свои кредиты.

БЕНЕДИКТ. Вы не прожили достаточно долго, чтобы увидеть, как атеизм приблизился к тому, чтобы сделать человека самым презренным из зверей. Вы читали маркиза де Сада? Во время экстаза Французской революции он опубликовал три романа2 В них он объяснял, что если Бога нет, то разрешено все, кроме обнаружения представителями закона. Он отмечал, что на земле процветает множество злых людей и страдает множество добрых; поэтому, поскольку нет ни рая, ни ада, нет смысла быть добрым в ущерб нашим удовольствиям. Он пришел к выводу, что если воля не свободна, то нет и моральной ответственности; нет добра и зла, есть только слабые и сильные. Доброта - это слабость, а слабость - зло; даже удовольствие сильного от эксплуатации слабого оправдано. Жестокость, утверждал он, естественна и часто доставляет удовольствие. Поэтому он одобрял любую форму удовольствия, включая самые отвратительные и дегенеративные извращения, пока, наконец, не стало казаться, что summum bonum заключается в причинении или получении боли как способа сексуального наслаждения.

ВОЛЬТЕР. Этого человека следовало бы выпороть до полусмерти.

БЕНЕДИКТ. Да, если бы вы могли его поймать; а если нет? Подумайте о бесчисленных преступлениях, которые совершаются каждый день и никогда не обнаруживаются и не наказываются. Необходимо иметь моральный кодекс, который удержит человека от преступления, даже если он чувствует себя защищенным от обнаружения. Стоит ли удивляться, что "век Вольтера" был одним из самых аморальных в истории? Я не буду ничего говорить о вашей собственной Пюсель, но подумайте о королевском парке Серф и о развратной литературе, которая печаталась в огромных количествах, широко продавалась и охотно покупалась даже женщинами. Это безрассудное предоставление эротического возбуждения становится непристойным потоком во времена и в странах неверия.

ВОЛЬТЕР. Вы должны знать, Ваше Святейшество, что сексуальный инстинкт очень силен, даже у некоторых пап, и что он найдет свое выражение, несмотря на любой закон.

БЕНЕДИКТ. Из-за своей силы он нуждается в особом контроле и, конечно, в поощрении. Вот почему мы старались направить его в русло упорядоченного брака и делали все возможное, чтобы сделать возможным ранний брак. В ваших современных обществах вы делаете брак невозможным для всех, кроме безрассудных и импровизированных мужчин, до тех пор, пока они не достигнут половой зрелости; при этом вы затрудняете им сохранение целомудрия, стимулируя их сексуальное воображение и желание на каждом шагу с помощью литературы и театра, под шифром свободы для прессы и сцены.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука