Волжское затмение (СИ)

— Понимание и благословение? — спросил, не дожидаясь, митрополит. Покачал головой. Пожевал сухими губами. — Вы знаете, Александр Петрович, мне очень понравились ваши слова о свете в пути. И очень бы не хотелось, чтобы этот свет вёл к ложным целям и сиюминутным выгодам.

— Позвольте оспорить, — поднял руку Перхуров. — Я вовсе не считаю свои цели ложными. А выгоды… Выгода у нас, судя по всему, только одна. Погибнуть первыми. И если не Россию, то хоть честь свою спасти…

В глазах митрополита снова промелькнуло горестное сочувствие.

— Понятие чести для многих настолько размыто, господин полковник, что смыкается с гордыней. Особенно, когда первыми гибнут невинные люди. Вы человек убеждённый, и для вас ваши цели праведны. Это достойно уважения. И, по логике, я, казалось бы, должен поддержать вашу борьбу и ваше воинство. Именно это было первым движением моей души. Но есть ещё и разум. А он ясно говорит, что без немедленной поддержки со стороны ваша борьба обречена. Вы сами сейчас сказали мне это. И платой за это будет уничтоженный город и тысячи жизней. Русских жизней. Сознавая это, я не могу встать на вашу сторону, — и, сказав это, митрополит снова улыбнулся. Скупо. Но обезоруживающе.

— Хорошо, владыка… — едва удерживаясь от ядовитой иронии, проговорил Перхуров. — Хорошо. А если бы вы были уверены в нашей победе, вы благословили бы нас?

— А дело вовсе не во мне, господин полковник. Скажите лучше, видите ли вы спасение России на тех путях, на которые пытаетесь её вернуть? — выжидающе взглянул на него Агафангел. — Благословит ли Бог усугубление братоубийства и взаимного кровопролития даже в случае вашей победы? И дано ли мне право ставить церковь на одну из сторон? Вы можете ответить мне на это?

И в наступившей тишине отчётливо послышался отдалённый трясущийся гул разрывов.

— Мы исходим из того, владыка, что, сохранись большевики у власти, жертв будет неизмеримо больше. Погибнет церковь, погибнет Россия, в конце концов. А послушать вас, так получается, будто мы начали всю эту смуту. Будто мы учинили эту позорную революцию. Будто мы убиваем и морим голодом людей…

— А вы этого не делаете? — улыбнулся митрополит. — Позвольте напомнить вам, полковник, что войну в этот город принесли вы. И главный спрос за это — с вас. Не на земле, так там, — и Агафангел возвёл глаза к потолку.

Перхуров провёл дрожащими пальцами по саднящим глазам и устало улыбнулся. Нет. Ничего с ним не сделать. Ничего. Да и надо ли, в конце концов…

— Наши позиции, владыка, во многом расходятся, — примирительно, на тяжёлом вздохе ответствовал он. — Вряд ли мы с вами договоримся. Жаль. Но позвольте и вам напомнить, что ещё в январе патриарх Тихон объявил большевикам анафему. И странно, что этот факт ни к чему вас не обязывает. Не думаю, что в случае нашей победы патриарх одобрит вас. Не думаю…

И добрая, всепрощающая улыбка вспыхнула в ответ на лице митрополита.

— А я об этом не думаю вовсе. Я стар, и думаю о спасении собственной души, отнюдь не ангельской, несмотря на церковное имя. Да, нам, похоже, не суждено договориться. Вы мыслите военными категориями, что для вас, боевого офицера, вполне естественно. А я — священнослужитель. И мои категории — это человеколюбие и христианское богопочитание. И в мире, и в войне. Я понимаю, как важна для вас поддержка церкви. Но поймите и вы, что попытки перетянуть на свою сторону Бога, сделать его оружием в братоубийстве — крайне греховны и заведомо обречены, — и Агафангел увещевающе покачал головой.

— Понимаю, понимаю, владыка, — иронически проговорил Перхуров. — Среди крови и грязи остаться в белых перчатках и рассуждать о совести и нравственности — это весьма красиво и почтенно. Но учтите, что в минуты крайнего ожесточения таким надмирным судьям достаётся в первую очередь. И очень больно.

— А я, Александр Петрович, как и вы, выполняю свой долг. Только и всего, — и неведомый, ровный свет будто озарил изнутри лицо митрополита. — Но довольно риторики. Я сам, лично отслужу молебен в Успенском Кафедральном соборе.

Перхуров нервно сглотнул и ошеломлённо вытаращился на Агафангела. Вот тебе и раз! Это что ещё за поворот?

— Но вряд ли я порадую вас, господин полковник, — чуть двинул плечами митрополит, и ордена на груди остро сверкнули серебром. — Молебен будет о скорейшем прекращении русской смуты и даровании мира Ярославлю и всей России. Я ничего не скажу ни о христолюбивом воинстве, ни об одолении супостата, хотя и понимаю, что вам этого очень бы хотелось.

— Хотелось бы, не скрою, — вздохнул Перхуров. — Но ничего поделать с вами не могу. Не властен, — и бессильно развёл руками. — А вот большевики бы на моём месте не стали бы разводить церемоний.