Волжское затмение (СИ)

При такой дисциплине и организации, товарищи, дома надо на печи сидеть, а не воевать с белыми! Ни о каком крупном наступлении речи быть не может. И посмотрите, кто чаще всех фигурирует в сводках! Кострома и Иваново! А товарищи Костров и Клюкин до хрипоты нас тут с вами убеждали в необходимости наступления и прекрасной боеготовности своих отрядов. Не стыдно?! И это Красная армия! — и Ленцман укоризненно покачал ладонью в воздухе, будто пощёчину кому-то влепить хотел, да раздумал. Командиры Костров и Клюкин поникли и обесцветились.

— Товарищ Бабич, прошу вас сделать соответствующие выводы, — назидательно произнёс Ленцман, и звонко, как копытцами, постукивая сапогами, вышел к карте, закурил и заговорил степенно и неторопливо.

— Обстановка, товарищи, весьма выгодна для нас. Город окружён, противник заперт в нём, как в мышеловке. Это половина победы. Вторая половина — это наше успешное наступление. Залог его успеха — железная дисциплина. Же-лез-на-я! — Ленцман увлекался, грассировал, изящно помахивал папиросой и, конечно, очень нравился себе. — Так вот. Железной дисциплины на Ярославском фронте я не вижу. Не ви-жу! Полный разброд и анархия! Это, товарищи, архискверно, и с этим я буду бороться беспощадно! — Ленцман густо пыхнул дымом и загасил окурок в пепельнице-жестянке. — Но товарищи командиры правы-таки в двух вещах. Первое. Надо действовать решительно и наступательно. Второе. Возглавить наше наступление и даже выработать сколь-нибудь приемлемый план действий на данный момент некому. И это наша беда. Понимая это, я от имени Чрезвычайного штаба и комитета обратился к Архангельскому окрвоенкому Геккеру. Я просил его по возможности лично прибыть в Ярославль, вникнуть в обстановку и хотя бы дать рекомендации в отношении дальнейших действий, если, конечно, он найдёт на это время. Обстановка на Севере очень сложная. Надо не пропустить десант из Архангельска, если он, сверх ожидания, будет высажен, — карандаш Ленцмана ткнулся остриём в карту выше Ярославля и оставил там грубый тёмный штрих. — Говорю “сверх ожидания” потому, что его не ждут уже и сами перхуровцы. Сил у них мало, боеприпасы кончаются. Настроения упаднические. Преобладают подавленность и негодование, даже штабные втихаря ругают Перхурова за авантюризм и жалеют, что ввязались в это тухлое дело. Это уже разложение, товарищи, — и Ленцман победно оглядел зал.

— Борьбе в тылу противника мы тоже придаём большое значение, — нервно дёрнув щекой, выпалил он. — В захваченном городе осталось много бойцов коммунистического отряда, убеждённых — несдавшихся — милиционеров, чекистов, советских служащих да и просто сочувствующих нашей власти. Многие из них вооружены и пытаются оказать сопротивление мятежникам. Крайне важно объединить этих людей, довооружить и согласовать их выступления с нашими. Товарищ Каморин, как продвигается ваша работа?

— Медленно, товарищ полковой комиссар. Люди эти разрозненны, и сколотить из них боеспособный отряд — дело немалого времени. Но мы стараемся. Ведём агитацию, снабжаем листовками, оружием. Вчера за Которосль переправлено сто винтовок с полным боекомплектом… — отозвался Василий Андреевич.

— Глядите, Каморин, как бы оружие и боеприпасы не оказались у белых. И не больно-то, я смотрю, там у вас желают воевать! — Ленцман горько покачал головой. — Хороша! Эх, хороша же у нас Советская власть, даже защититься не может! Но довольно лирики. Находясь в должности начальника Чрезвычайного штаба предписываю Вам, Каморин, завтра к одиннадцати часам явиться ко мне с предложениями по организации в тылу противника масштабного вооружённого выступления с широким привлечением городских жителей. Без поддержки изнутри, товарищи, — доверительно обвёл Ленцман глазами аудиторию, — нам трудно планировать боевые операции по штурму города. Более того, в сложившихся обстоятельствах это существенно приблизило бы развязку.

— Масштабное…вооружённое выступление? — ошеломлённо вырвалось у Бабича. — Но это… Это же… — и он закашлялся.

Командиры за столом зашептались, загудели.

— Масштабного выступления не будет, — на выдохе проговорил Каморин и замолк.

Ленцман отшатнулся, будто от оплеухи.

— Что..? Как? — ошарашено пробормотал он, сорвал очки, бросил их на стол и близоруко заморгал. — Извольте пояснить, товарищ Каморин. Почему?

За столом прокатился гуд недоумения. Люди пожимали плечами и переглядывались.

— Потому что это невозможно, — сквозь зубы, смиряя вскипающую злость, процедил Каморин. — Вы, товарищ Ленцман, хоть раз были там, за Которослью? Вы знаете, в каком состоянии находятся там люди? Город ежедневно обстреливают, он рушится и горит, сотни погибших каждый день! Разложившиеся трупы на улицах, в подвалах! Голод, тиф, дизентерия! Да эти люди и палку-то простую не поднимут, не то что винтовку или револьвер! — Каморин резко вздохнул, сжал кулаки, будто беря себя в руки, и сел, как упал, на табуретку.

— Та-ак… — скрипуче протянул Ленцман, надевая очки. — Вы, товарищ Каморин, успокойтесь. Итак, вы уверены, в невозможности крупного выступления? Да или нет? Без эмоций?