Воображаемый друг

У Мэри Кэтрин вырвался крик. Она обвела глазами храм, но увидела только святых, навсегда застывших в витражном стекле, и скульптуру Иисуса. Инстинкт внезапно приказал ей бежать из церкви. Садиться в машину. Немедленно. Мэри Кэтрин отошла от скамьи, даже не перекрестившись. Побежала к выходу. Что-то было не так. В воздухе витало ощущение опасности. Она отворила дверь.

За порогом стояла миссис Рэдклифф.

Мэри Кэтрин взвизгнула. Миссис Рэдклифф чесала руку. Глаза налились кровью. Лоб блестел от пота.

– Что ты тут делаешь, Мэри Кэтрин? Сейчас почти два часа ночи.

– Простите, миссис Рэдклифф. Я уже собиралась уходить.

Миссис Рэдклифф сделала шаг вперед. Почесывая руку.

– В тебе что-то изменилось.

– Просто я переживаю из-за поступления в «Нотр-Дам». Вот и приехала помолиться. Счастливого Рождества.

Мэри Кэтрин выдавила улыбку и бросилась к парковке. Она уже не раздумывала, что сделают с ней родители. Только бы вернуться домой. Она залезла в машину и включила зажигание. Посмотрела в зеркало заднего вида: миссис Рэдклифф уже скрылась в церкви. Мэри Кэтрин не представляла, что привело сюда наставницу в такой час. Может, ей взгрустнулось. Может, захотелось поставить свечку за здравие родных. Одно Мэри Кэтрин могла сказать с уверенностью: почему-то миссис Рэдклифф была босая.

Мэри Кэтрин нажала на газ.

Она знает, Мэри Кэтрин. Она помнит, что тебя стошнило после причастия. Ты забеременела, и у тебя начался токсикоз, поэтому облатку ты приняла за Тело Иисуса. Это каннибализм. Ты отвратительна.

Внутренний голос был неумолим. Она посмотрела на спидометр. Тридцать два километра в час. Сердце колотилось. Надо скорее домой. Там безопасно. Мэри Кэтрин надавила на педаль газа.

Она видела, как ты пила вино. Ты и вправду считаешь, что пила Кровь Господню? Значит, ты вампирша. Это безумие. В храме не место каннибалам и вампирам. Церковь чиста и прекрасна. Что-то здесь не срастается.

Мэри Кэтрин посмотрела в зеркало заднего вида. Колокольня церкви постепенно исчезала вдали. Скорость незаметно выросла до пятидесяти километров в час. Голос в мозгу становился все громче, будто кто-то прибавлял звук телевизора.

В том, что происходит, повинен не Бог. А ты. Это ты думала о сексе. Не важно, что ты этого не делала. Ты знаешь правила… подумать – все равно что сделать. Поэтому ты больше не девственница. Ты шлюха.

Телефон пискнул. Новая эсэмэска… я все еще тут, шлюха.

Мэри Кэтрин почесала руку. Она беспрестанно чесалась и беспрестанно гадала, кто ей пишет. Через окно она посмотрела на небо. Над ней плыли облака. Стрелка спидометра ползла дальше. Пятьдесят пять километров в час. Быстрее домой. Шестьдесят пять километров в час.

А теперь хочешь, чтобы Бог тебя простил? После того, как тебя стошнило Телом Его и Кровью. После того как ты взяла в рот эту штуковину Дага. После того как ты пресмыкалась перед старичьем только ради поступления в «Нотр-Дам». И после всего этого ты действительно считаешь, что избрана Богом? Давай, Мэри Кэтрин. Давай, спроси же Его.

– Господи, – тихо произнесла она. – Я не вправду ношу Твоего ребенка?

Телефон пискнул. На экране был только смеющийся смайлик. Мэри Кэтрин посмотрела на обочины дороги. Из-за деревьев через дворы к шоссе потянулись олени. Восемьдесят километров в час. Стараясь не думать об эсэмэске, она продолжала молиться.

– Я не зря спрашиваю Тебя, Господи. Просто… м-м-м… просто мне в голову лезут гнусные мысли. Мне постоянно хочется прыгнуть в лестничный пролет. Хочется ударить себя в живот, чтобы случился выкидыш. Но от этих мыслей я теперь хочу отделаться. Поэтому просто скажи мне, Господи. Если я ношу Твоего ребенка, сделай так, чтобы я в подтверждение сбила оленя.

Запищал телефон. Слов в эсэмэске не было. Только смеющаяся эмодзи. Мэри Кэтрин ловила ртом воздух. Она увидела, как впереди на дороге собираются олени. Мэри Кэтрин пропустила знак «стоп». И еще один, и еще. Девяносто пять километров в час.