Схватив ручку, шериф принялся лихорадочно записывать на предплечье.
– Все, отбой. Мне не до того. У меня за неделю количество дел возросло вдвое.
Шериф на мгновение прервался.
– То есть как это «возросло вдвое»?
– Господи! Мы опять за старое, слово в слово?
– Виноват, Карл. Мне и в самом деле нездоровится.
– Повторяю для особо забывчивых. – Карл заговорил язвительным тоном, как умел только он. – Полная луна упала в воду, что ли, но весь город либо занемог, либо сходит с ума. Я двое суток не появлялся дома. Жена грозится: если не пойду с ней на ужин к теще, то могу забыть о рождественском подарке. Но я не готов так рисковать. Мне только раз в году положен минет.
Шериф невольно ухмыльнулся.
– Что ж, спасибо за помощь, Карл. Добрая ты душа.
– Это ты моей расскажи. Все, кончай мне названивать. С наступающим, – буркнул Карл.
– И тебя.
Друзья рассоединились. Шериф опять взялся за ручку, чтобы дописать. Зуд распространился по всей кисти. И навязчиво требовал внимания. Но шериф не поддавался. Хватит уже.
Проснувшись, шериф не сразу сообразил, где находится. А находился он в помещении архива. Миссис Руссо ушла. Не иначе как его повторно сморил сон. Некоторое время мысли кое-как продирались сквозь головную боль, но в конце концов подсказали, что он пытается установить связь между событиями, происходящими нынче в городе, и тем мальчонкой… Младшим братом Эмброуза… как там его звали?
Зуд в левой руке сделался нестерпимым. Шериф невольно почесал ладонь и почувствовал, что форменная рубашка промокла от пота. В ночи у него, как видно, был скачок температуры. Собравшись закатать рукав, шериф обнаружил у себя на предплечье несколько записей, сделанных несмываемым маркером.
Камень – древесная окаменелость.
Весь город либо занемог, либо сходит с ума.
Совсем как…
Он поддернул рукав и обнаружил, что записи продолжаются.
Шериф дошел до плеча. Записи прекратились. Он безотчетно перешел к другой руке. Расстегнул пуговицу на мокром от пота правом рукаве форменной рубашки. Сделанные левой рукой записи получились корявыми. Но кое-как продолжались.
Шериф сам себе покивал. Это курам на смех. Срочных дел – выше крыши. Какого черта сейчас ворошить старые дела и протоколы о несчастных случаях?
Он закатал рукав повыше.
Забей на голос в голове. Он врет. Чтобы лишить тебя памяти.
– Кто здесь? – в полный голос спросил шериф.
Ты не чокнутый. Тебя отвлекает этот голос. Усыпляет.
– Кто здесь? – повторил он.
Голос умолк. Температура воздуха в помещении резко упала. Шерифу послышалось дыхание. Он развернулся. Рядом никого не было. Ему вдруг стало страшно. Он засучил рукав выше локтя.
Шериф проснулся в помещении архива. Он не понимал, как умудрился заснуть снова. Но на сей раз он не стал прислушиваться к голосу, звучавшему в голове. Твердо решил не отвлекаться на слепящую головную боль. Не прошло и минуты, как нужная запись нашлась. Он обвел взглядом руку. Рукав был засучен выше локтя. И шериф чувствовал: под тканью рубашки спрятано еще одно сообщение. В архиве становилось все холоднее. Задержав дыхание, шериф закатал рукав до плеча.