Но самая, наверное, нелепая мысль пришла в голову сестре Тэмми, когда та вышла покурить после завершения процедур в отделении реанимации и интенсивной терапии. В самом деле, мысль была настолько абсурдной, что сестра Тэмми поначалу списала ее на переутомление: как-никак из-за нехватки персонала ей пришлось отработать трое суток без отдыха. За последний месяц она увидела больше огнестрелов, ножевых ранений и суицидных попыток, чем за десять лет, минувших после ее окончания колледжа. А началось все с того, что какая-то женщина перерезала горло собственному мужу. Потом Мэри Кэтрин протаранила машину, в которой ехали Кристофер и его мать. Шериф получил пулю в грудь. На людях выстрелил себе в висок некий клоун. Миссис Коллинз добровольно заглотила галлон малярной краски. Да только ли это? Были и другие инциденты. Управление автомобилем в нетрезвом виде. Потасовки в барах. Дорожно-транспортные происшествия. Но самое жуткое – водитель школьного автобуса, мистер Миллер, практически сам напоролся на оленьи рога, когда отгонял автобус в гараж, доставив последнего школьника на рождественское празднество. А уж там случилась форменная бойня. И ведь главная странность заключалась даже не в этом. Нет.
Главная странность заключалась в том, что смертельных исходов не было.
Очень постаравшись, она все равно не припомнила, чтобы в последнее время у них констатировали смерть. Судмедэксперт даже шутил, что все остальные вкалывают без роздыху, а он прохлаждается, потому как последние доставленные на экспертизу останки представляли собой найденный в лесу детский скелет. Как звали того мальчика? Дэвид… А дальше? Когда же это было? С месяц назад. За целый месяц – ни одной смерти. Обалдеть.
Сестра Тэмми еще трижды жадно затянулась и вернулась на пост. Но прежде поблагодарила Господа за то, что смена ее все же закончится в полночь. Через пять часов она готовилась отправиться домой и поднять с отцом по бокалу «мерЛОТА». Через пять часов – Рождество.
Глава 85
Мэри Кэтрин открыла глаза. Она посмотрела в окно на закат, и в животе у нее поднялась жуткая тошнота. Сегодня канун Рождества. Но она не собиралась в гости к тетушке Джеральдине на грибной суп. Она собиралась в церковь ко всенощной, которую должен был служить отец Том. Мэри Кэтрин мчалась по шоссе со скоростью двести километров в час. И в тот роковой миг, когда перед ней выскочил олень, она думала только о том, как бы уцелеть самой. Чтобы не попасть в Ад, она вывернула руль и протаранила машину, в которой ехал маленький мальчик с матерью.
Этот голос грыз ее изнутри, а воспоминания обрушивались одним сплошным потопом. Страшной силы удар. Неистовое вспарывание металла, взрыв стекла. Гидравлические ножницы вскрывают обе машины, как жестянки супа. Санитары скорой вытаскивают Кристофера и миссис Риз. А ведь это были такие хорошие люди. Такие добрые.
Мэри Кэтрин отдала бы все что угодно, лишь бы поменяться с ним местами. Но с ней не случилось ничего такого, чего не исправил бы здоровый ночной сон. Ее спасли пристежной ремень и подушка безопасности. Она не пострадала. Лучше бы ее задушил этот пристежной ремень. За эту аварию она заслуживала смерти.
В конце концов Мэри Кэтрин заставила себя осмотреть собственное тело. Она увидела больничную рубаху. Датчик аппаратуры, прикрепленный к указательному пальцу. Кардиомонитор пикал, пикал и пикал. Когда ее доставили в больницу, измочаленная сестра Тэмми попросила не волноваться. А просто отдыхать. И все образуется. Возможно, доктор тут же выписал бы ее домой.
Если бы не младенец.
Дверь открылась.
– Мэри Кэтрин?
В палату вошла ее мать. Она со слезами бросилась к Мэри Кэтрин и прижала дочь к груди.
– Мама, я так виновата.
Откуда ей было знать, что мама льет слезы не от облегчения, что ее дочь, семнадцати лет от роду, которую она кормила грудью, когда той было семнадцать недель от роду, вчера ночью уцелела в автокатастрофе. Откуда ей было знать, что дети, даже считающие себя взрослыми, всегда будут выглядеть малютками для своих матерей.
– Слава богу, ты цела, – сказала ее мать. – Хвала Иисусу.
Мэри Кэтрин увидела, как в палату вошел ее отец. После долгих часов ярости у него были стиснуты зубы. От ярости на ее непослушание. На ее безрассудство. На размеры больничных счетов и страховых выплат, не говоря уже о внесенной плате за обучение в университете «Нотр-Дам» – все эти траты грозили ввергнуть семью в пучину долгов.
– Папа, – выдавила она. – Я так виновата.