Все распрощались, и Кристофер сел в машину к маме. Он подрегулировал клапаны вентилятора, направив потоки горячего воздуха на свои холодные яблочно-красные щеки, и заметил, что мама хмурится.
– Мам, а мам. О чем ты думаешь? – спросил он.
– Ни о чем, – только и сказала она.
Когда мама свернула на их улицу, Кристофер содрогнулся. Ему вспомнились сцены, увиденные на воображаемой стороне. Можно подумать, он там смотрел в одностороннее зеркало, позволявшее шпионить за другими.
И кое-что узнавать.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, он стал разглядывать дома, но зуд заявлял о себе все громче. Они миновали старую бревенчатую постройку на углу. Мама рассказывала Кристоферу, что туда вселились молодожены. Сейчас жена закрашивала алую входную дверь.
Его как заколодило. В голове было пусто. Ответ не приходил. Кристофер только ощущал, как что-то зудит и скребется. Мама подъехала к дому. Нажав на пульте кнопку автоматического открывания гаражной двери, она через силу изобразила улыбку.
Кристофер смотрел, как мама разогревает суп. Его любимый – куриный, с тонкой вермишелькой. И готовит в ростере горячие сэндвичи с сыром. Точно такие же она готовила для покойного мужа.
Шепот еще поскребся, потом замер, оставив Кристоферу легкую головную боль и небольшой озноб. Но это терпимо. В конце-то концов, ему было уютно в этой кухне, по которой плыли ароматы супа и расплавленного сыра. Когда мама предложила поставить «Мстителей» или «Плохого Кота», Кристофер отказался. У него не возникло ни малейшего желания смотреть видео. Да и телевизор тоже.
– А чем тогда займемся? – спросила мама.
– Давай вместе полистаем мой детский альбом, а?
Мама Кристофера улыбнулась от такого неожиданного предложения. Этот альбом годами не извлекался на свет. Но сегодня вечером он, похоже, мог оказаться очень кстати. Когда дом по крышу завалило снегом, а на плите благоухает горячий суп.
– Конечно. А с чего тебя вдруг потянуло в младенческие годы, солнце мое?
– Сам не знаю.
На сей раз он действительно не знал. Даже не представлял, с чего вдруг заинтересовался старыми фотографиями. Просто решил посмотреть – вот и все. Когда суп дошел до кипения, а размягченный сыр приобрел аппетитный золотистый оттенок, мама достала откуда-то с верхней полки альбом «Наш ребенок».
И они устроились рядышком на новом диване.
В камине потрескивал огонь.
– Сыр запекся просто отлично, мам, – сказал Кристофер, чтобы только она улыбнулась.
– Спасибо, солнце. – Мама сделала вид, что улыбается.
Кристофер сожалел об одном: что не может наделить маму теми способностями, которые приобрел на воображаемой стороне. Умей она читать мысли, которые играют в прятки с людскими словами, ей бы не составило труда понять, что творится у него в уме.
Славный человек предупреждал о необходимости соблюдать осторожность. Чем больше времени проводишь на воображаемой стороне, тем лучше понимаешь всамделишную, реальную. Но за эту способность надо расплачиваться. Сначала – головной болью. И ознобом. А потом – кое-чем похуже. Он взял с Кристофера слово несколько дней не приближаться к дому на дереве, чтобы восстановить силы.
В учении спешка ни к чему.
Положив голову маме на плечо, Кристофер пытался забыть, что видел на той, воображаемой стороне. Как человек, одетый в девичью скаутскую форму, хоронился в тупике у зарослей кустарника. Как другой человек катался по земле в выдолбленном бревне возле козьего мостика. К счастью, происходило это средь бела дня, когда воображаемый народец еще спал. Славный человек объяснил, что воображаемый мир просыпается ночью.
Тогда-то и начинается страшное.
– Никогда не приходи сюда без меня, слышишь? Никогда не приходи сюда по ночам. Обещай.
– Обещаю.