Воображаемый друг

Кристофер разжал ладони. Старуха пошевелила пальцами, как бабочка шевелит крыльями, выбираясь из кокона. Она вдруг вспомнила, что когда-то играла на пианино и однажды один из гостей ее матери, красивый юноша, похвалил выбранную ею песню. «Голубая луна». Уже во время медового месяца, в том огромном отеле у Ниагарских водопадов, они отыскали пианино, и она снова сыграла ему эту песню. Старушка улыбнулась. Ее рука достаточно расслабилась, чтобы перевернуть рождественскую открытку текстом кверху.

ДРУЖЕСКОЕ ОБЪЯТИЕ, УЛЫБКА, ДОБРОЕ СЛОВО ИМЕЮТ СВОЙСТВО ПОЛНОСТЬЮ ИЗМЕНЯТЬ ЖИЗНЬ.

После этой фразы шла приписка, сделанная от руки.

Сейчас же навести мать.

Ей без тебя плохо.

Неожиданно на чердак пришла дочь старушки с сэндвичами и супом на подносе.

– Помнишь, как отец подарил тебе эту открытку? – улыбаясь, спросила старушка.

– Да, мама. Мы вчера это обсуждали. Забыла? – откликнулась дочь.

– Я сыграла для него на пианино. Твой отец был таким видным парнем. Мы вместе купались в реке Огайо, – вспомнила старушка.

Дочь аккуратно взяла рождественскую открытку у матери из рук.

– Слушай, мам, – радостно заметила она, – у тебя руки выглядят гораздо лучше. Да и речь намного яснее! Как себя чувствуешь?

– В комнате кто-то есть, – произнесла старушка.

– Ладно, мама. Давай успокоимся.

– Сейчас же навести мать! Ей без тебя плохо! – закричала старушка.

– Мам, пожалуйста, успокойся, – повторила ее дочь.

– Сейчас же навести мать! Ей без тебя плохо! Сейчас же! Сейчас же! – продолжала вопить та.

– Гэри! Помоги! – крикнула жена мужу, находящемуся внизу.

Если первая открытка приказала Кристоферу идти, куда ведет его нос, то вторую понять было еще проще. Она звала его к матери в «Тенистые сосны». Как раз когда в комнату вбежал муж, Кристофер попятился и скоро оказался на улице.

Он снова осмотрел улицу и почти вскрикнул, когда увидел их. Все пространство неожиданно заполонили люди. Стояли они неподвижно, как почтовые ящики. Толпились во дворах. Женщина в синем платье. Мужчина в желтой шляпе. Неправильная желтизна. Нездоровая желтизна.

У всех зашиты веки.

У одних застегнуты на молнию.

У других прихвачены нитью.

Как у детей в его кошмаре.

Человеки-почтари держались за веревку. Каждый. Веревка тянулась от одного к другому. Дальше и дальше. Вниз по улице. Насколько Кристоферу хватало обзора. Откуда они взялись? Что им тут надо?

Никогда не приходи сюда без меня. Никогда не приходи сюда по ночам.

Кристофер посмотрел на небо. Солнце садилось. Висело низко, как белый пластиковый пакет на ветке. До заката в лучшем случае минут сорок пять. Нужно идти к матери, но до «Тенистых сосен» бежать слишком далеко. Водить машину он не умеет. Нужен какой-то транспорт. Он еще раз осмотрелся, и взгляд его упал на…

Велосипед.

Трехскоростной. У таких раньше делали корзины на руле. Но этот был совсем старый. Ржавый. Стоял на подпорке у подъездной дорожки, один-одинешенек.

Возле углового дома.

Кристофер бросился по улице к велосипеду. Пробежал мимо пары почтарей, стоявших посреди проезжей части. Они спали, словно манекены, застыв в поцелуе, а с их уст стекала кровь. Они шептали:

– Пожалуйста, положи этому конец. Мы не будем ему помогать.

Кристофер уже схватил велосипед, но замер при виде маленькой таблички на руле.

д. олсон

Угловой дом – это…

Угловой дом – это…

Дом Дэвида Олсона.

Кристофер тяжело сглотнул. Не иначе как это ловушка. Но возможно, и какое-то сообщение. Вдруг там сидит шептунья, готовясь на него напасть. Но все инстинкты кричали ему, что срочно нужно ехать к матери в «Тенистые сосны» и успеть до заката.

Он начал крутить педали. Мчась по улице в горку, переключился на первую скорость. Когда дорога пошла вниз, переключился на вторую, а потом и на третью. Набирал скорость. Приближался к шоссе. С каждым поворотом педалей ноги наращивали силу, а на улицу высыпало все больше и больше почтарей. Девочки-близняшки, пожилой мужчина-азиат, женщина арабской внешности, истощенная голодом.

У всех были защиты глаза и рты.

Они бродили во сне.

До поры до времени.

Воображаемый мир просыпается ночью. Тогда-то и начинается страшное.

Кристофер все крутил педали. Быстрее и быстрее. Сначала он не замечал, с какой скоростью едет. Думал только о том, что солнце садится и нужно добраться к матери в «Тенистые сосны», потому что он ей нужен. Но увидев, что улица проносится мимо одним смазанным пятном, он перестал понимать, что к чему. Холм не такой уж и крутой. Велосипед не такой уж и легкий. Но так быстро ездить ему не приходилось никогда в жизни. Он повернул на девятнадцатое шоссе. На реальной стороне там мчались автомобили.

А он, не отставая, ехал вровень с ними.