Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

Само собой, в средневековой иконографии не всякий чернокожий персонаж принадлежал к миру зла[739]. Ассоциации между темной кожей и дьяволом, тьмой иноверия или темницей ада были чрезвычайно сильны. Тем не менее чернота могла быть не только пагубной (языческой или мусульманской), но и христианской. Поскольку христианство мыслило себя как истину, которая призвана привести к свету все народы, темная кожа была вполне совместима с добродетелью и даже святостью. В роскошном Евангелиарии, созданном Иоганном фон Троппау в 1368 г. как подарок австрийскому герцогу Альберту III, можно увидеть, как апостол Матфей посрамляет эфиопских чародеев, воскрешает царского сына, убитого во время мятежа, а затем крестит царя Эгиппа – мавра в короне (II.3.23)[740]. Эта история, которую Иаков Ворагинский пересказывал в «Золотой легенде», напоминала о том, что, помимо белых христиан, существуют христиане с кожей черной как смоль[741].

До чернокожих христиан в иконографии появились чернокожие праведные язычники. На Клостернойбургском алтаре, созданном в 1181 г. Николаем Верденским, темноликой изображена царица Савская, отправившаяся из своих аравийских владений с дарами в Иерусалим – к мудрому царю Соломону (3 Цар. 10:1–10; 2 Пар. 9)[742]. Решение показать ее с черной кожей было вдохновлено словами Невесты – героини Песни песней (1:4-5), с которой ее соотносили в христианской традиции: «Дщери Иерусалимские! черна я, но прекрасна (nigra sum, sed formosa), как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня (nolite me considerare quod fusca sim, quia decoloravit me sol): сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, – моего собственного виноградника я не стерегла»[743].

II.3.23. Евангелиарий Иоганна фон Троппау. 1368 г.

Wien. Österreichische Nationalbibliothek. Codex 1182. Fol. 1v

На протяжении столетий богословы по-разному объясняли, почему Невеста черна и как чернота сочетается с праведностью. Ориген из Александрии (ок. 185 – 254 гг.), который первым из христианских экзегетов применил к Песни песней аллегорический метод толкования, видел в Невесте олицетворение Церкви, Невесты Христовой, а также души, которая черна от грехов, но прекрасна благодаря плодам покаяния. Очистившись от грехов, она вновь станет белой: «Она прекрасна, и можно даже указать, как прекрасна невеста. Но мы спрашиваем, каким образом она, будучи черна и без белизны, прекрасна? Она принесла покаяние во грехах, обращение дало ей красоту, и потому она воспевается прекрасною. Но так как она еще не очистилась от всей нечистоты грехов, еще не омыта в воде спасения, то называется черною; однако же она не остается навсегда в черном цвете. Она делается белою, когда стремится к большему и от низкого начинает восходить к высшему, и тогда говорится о ней: кто сия восходящая убелена (Песн. 8:5)»[744].

В отличие от Оригена, который видел в Невесте олицетворение Церкви, Ипполит Римский (ок. 170–235 гг.) и Амвросий Медиоланский (ок. 340–397 гг.) идентифицировали ее с Синагогой. Как писал Ипполит, Невеста-Синагога была опалена обличениями ветхозаветных пророков, которые видели ее грехи. Однако она прекрасна, поскольку Христос возлюбил ее – воплотился среди иудеев. Амвросий объяснял, что чернота Невесты, как и чернота эфиопов, связана с недостатком солнца во тьме отверженности. Солнце, которое сейчас сияет над бывшими язычниками, однажды воссияет и над Израилем, когда он откроет свои сердца Свету[745]. В любом случае и у Оригена, и у Ипполита, и у Амвросия черноту, олицетворявшую тьму греха или тьму неверия, предстояло преодолеть, смыть, очистить – через крещение.

Со временем в христианской традиции восторжествовало представление о том, что Песнь песней иносказательно говорит о самой Деве Марии – Матери Христа. А в ней стали видеть олицетворение – Церкви, Невесты Христовой. Но как же Дева, мать и в иносказательном смысле супруга Богочеловека может быть «черна»? В начале XII в. бенедиктинский монах, богослов и мистик Руперт Дойцский объяснял, что Дева Мария была «черна» в глазах Иосифа и его окружения, когда они обнаружили, что она беременна, а «прекрасна» – потому что зачала от Святого Духа. Его современник Гонорий Августодунский, богослов и автор множества энциклопедических текстов, связывал «черноту» с бедностью родителей Христа, а Алан Лилльский, прозванный за свои богословские познания «универсальным доктором» (doctor universalis), видел в этих словах указание на страдания, которые пришлось претерпеть Марии во время Страстей ее сына[746].