Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

В самом начале XVI в. Иероним Босх – видимо, по заказу жившего в Брюгге бургундского вельможи Ипполита де Бертоза – написал большой триптих с изображением Страшного суда. На правой створке посреди преисподней мы видим ее повелителя – Сатану. Насекомовидное существо с тонким змеиным хвостом внутри пусто. Из его живота, головы и глаз вырывается адское пламя, которое заполняет его изнутри. Дьявол не просто властвует над огненно-карательным царством, а сам состоит из огня, пышет адом или пожирается им изнутри (I.2.25)[230]. В его руках вместо скипетра – крюк с тремя зубцами, а на голову надет зеленый тюрбан, в котором тоже горит огонь. Вокруг него, подняв лапы кверху, выстроились жабы – их тела служат зубцами его короны.

I.2.25. Иероним Босх. Страшный суд. Ок. 1500–1505 гг.

Wien. Akademie der bildenden Künste. № GG-579–581

Сатана восседает на входе в свой дворец-«бункер», а вокруг толпятся его придворные и подручные – демоны самых причудливых конструкций. Справа четверо бесов, видимо, привели на его суд нагого грешника с завязанными глазами. Один из чертей («законовед»?) в красном одеянии и в очках читает какую-то хартию (перечень грехов преступника?)[231]. Врата, в которых восседает Сатана, обрамляет вереница жаб. Они ползут вверх, а потом спускаются вниз, словно какой-то орнамент. Такая же распластанная жаба изображена на знамени, висящем слева от входа. Сверху, на красном шатре, установленном над дворцом дьявола, устроился демон (или грешник). Он дует задом в трубу, с которой свисает рваный флажок – на нем тоже нарисована жаба. Рядом на шесте висит еще одна, только явно «живая» жаба со сверкающими глазами. В пыточно-огненном царстве, изображенном Босхом, жаба – это и alter ego дьявола, одна из основных масок, которые примеряют демоны, и геральдическая фигура, зарезервированная за гербами и флагами Сатаны и его подручных[232].

В религиозном воображаемом позднего Средневековья дьявол – это, прежде всего, государь бесовского царства: princeps demoniorum, rex infernus или Roy Lucifer. На множестве изображений он, водрузив на голову корону и держа в руке скипетр, восседает на престоле среди придворных и отдает распоряжения слугам-бесам, а они отправляются во все концы света искушать и губить христианские души. Сатана обычно выше, чем простые демоны, и расположен ровно по центру сцены. Ни в раннехристианской, ни в раннесредневековой иконографии таких образов дьявола-государя мы не найдем. Стремясь уйти от опасности дуализма, богословы и проповедники на протяжении столетий говорили в первую очередь о бессилии Сатаны, его отпадении от чина ангелов и отчуждении от божественного порядка. Хотя он считался повелителем демонов, «отцом» греха и коварным губителем душ, ни богословские сочинения, ни тексты видений загробного мира, ни церковная иконография долго не были склонны подчеркивать его (пагубное) величие[233].

Как показал историк Жером Баше, трансформация Сатаны в монарха, со всеми атрибутами этого статуса (короной, престолом, придворными…), началась в католическом воображении в XII–XIII вв. К XV в. она завершилась – и дьявол во множестве текстов и изображений превратился в повелителя инфернального царства, пародию на Бога-Вседержителя. У этих изменений были как философские, так и политические основания: по мере укрепления и бюрократизации европейских монархий в представлениях об устройстве бесовского антимира тоже восторжествовали принципы иерархии и строгого единоначалия.

«Рассуждая о демонах, св. Фома [Аквинский] отверг аргумент Августина о том, что "порядок производен от идеи добра", и предпочел модель полностью упорядоченной Вселенной. Это касалось и мира демонов: как и Небесное царство, теперь он был структурирован по схеме девяти сфер. Кроме того, Фома подчеркивал, что в бесовском мире тоже существует властная иерархия. Он отклонил аргумент, который связывал право повелевать с понятием правосудия». И утвердил мысль о том, что среди демонов тоже существуют старшие и младшие, а значит, собственный порядок. В результате «мир зла был наделен характеристиками, которые ранее были зарезервированы за добром. Так на смену оппозиции двух противоположностей (порядок против беспорядка) пришла оппозиция двух структурно-тождественных порядков, обладающих разными знаками (благой порядок против порядка пагубного)»[234].