Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

В одной из сцен, написанных Уччелло, мы видим лавку святотатца и христианку, принесшую ему крошечный белый кружок – Тело Бога. На дальней стене над камином висят три желтых щита: слева – со скорпионом, справа – со звездой о восьми лучах, а в центре самый большой – с головой мавра (I.3.21). В отличие от северных художников того времени, Уччелло изобразил самого ростовщика совершенно нейтрально, без утрированного уродства или каких-то деталей одежды, указывавших на его вероисповедание[336]. Аналогично в убранстве его комнаты, помимо щитов, нет никаких элементов, которые отличали бы ее от комнаты христианина: ни фигуры Моисея со скрижалями, ни (псевдо)еврейских надписей.

I.3.21. Паоло Уччелло. Лавка ростовщика (фрагмент алтарной пределлы, посвященной чуду об оскверненной гостии). 1467–1469 гг.

Urbino. Galleria Nazionale delle Marche

Историки порой приписывают каждому из этих символов собственный смысл: например, предполагают, что скорпион олицетворял иудаизм, голова мавра – ислам, а звезда – магию и оккультные науки, т. е. трех врагов христианства. Однако вероятнее, что все они говорили об одном – о том, что лавка принадлежит не христианину, а иноверцу – иудею. Ведь в позднесредневековой иконографии нашивки в форме звезды тоже порой служили идентификационным знаком евреев[337]. А голова мавра не всегда напрямую отсылала к магометанству. Как мы видели, ее нередко изображали на флагах или гербах воинов, стоявших у подножия креста на Голгофе. Скорее, это был один из универсальных символов иноверия, который подходил и для иудеев или напоминал о том, что все иноверцы – внутренние и внешние – едины в своей ненависти к Христу.

Святотатство не могло остаться безнаказанным. В двух сценах, которые написал Уччелло, мы видим, как еврея-ростовщика с семейством и христианку, которую принесла ему гостию, ведут на казнь. Однако, поскольку она покаялась в содеянном, ангел в последний момент ее спасает, а евреев отправляют на костер. Важно, что в различных версиях этой истории, которые мог знать художник (в частности, ее пересказывал Джованни Виллани), говорилось, что казнен был только главный виновник преступления, а его жена и дети обратились в христианство и были помилованы. На пределле Уччелло ничего подобного не происходит – все евреи идут на костер. Этот исход не предусматривает обращения. Прощения удостаивается лишь христианка, передавшая святотатцу Тело Христово.

Хотя по сюжету действие происходит в Париже, воины, которые эскортируют преступников, держат в руках красные стяги с римской аббревиатурой SPQR[338]. По предположению историка Даны Кац, Уччелло взял эту деталь из изображений Распятия, в частности из фрески Лоренцо и Якобо Салимбени в урбинской оратории Сан-Джованни (1416 г.)[339]. Такое заимствование могло быть оправдано тем, что осквернение гостии, Тела Христова, соотносили с истязаниями и Распятием самого Христа. Тем не менее при этом воины-христиане, которые казнят иудеев-святотатцев, уподобляются римским воинам-язычникам, казнившим Спасителя.

Важно понимать, что гербы с маврами, полумесяцами, жабами, змеями или драконами присваивали не только негативным персонажам. Конечно, эти фигуры принадлежали к визуальному арсеналу инаковости и иноверия. А потому в воображаемой геральдике их постоянно использовали для демонизации врагов Христа и христианства. Однако это не мешало применять их и во вполне нейтральных контекстах. Дело в том, что одни и те же фигуры по-разному функционировали в реальной геральдике и в геральдике воображаемой.

Реальная геральдика по своему языку и задачам (идентификация владельца, маркировка его статуса, демонстрация его места в роду и т. д.) была далека от христианской дидактики. Напротив, гербы, которые приписывали (вымышленным) персонажам из далекого прошлого или выходцам из других культур, часто использовали для того, чтобы вынести им нравственную или религиозную оценку[340]. И тут тоже важно обращать внимание на контекст. Одно дело – гербы, с какими, к примеру, на иллюстрациях к хроникам Крестовых походов изображали «проклятых сарацин», сражающихся с доблестными «воинами Христовыми». Тут Иной по определению оказывался Врагом. Другое – гербы, которые сочиняли для персонажей эпоса, рыцарских романов или других текстов, которые воспевали воинскую доблесть и описывали завораживающие чудеса, случавшиеся в далекой древности или в далеких землях. Тут водораздел между христианами и иноверцами нередко отступал на второй план, а экзотику не всегда меряли религиозной меркой.