Итак, как топологически множественный объект город существует одновременно в нескольких пространствах. В пространстве сетей он неподвижен и относительно неизменен благодаря наличию устойчивого ядра конституирующих его отношений. В число этих отношений входят отношения между материальными и нематериальными объектами. Следовательно, такой фантом как «идентичность горожан» может входить, а может не входить в устойчивую сетевую формулу города (т. е. быть или не быть частью идентичности города per se). То же касается и метафор. Метафоры «город как машина» или «город как сцена» могут конституировать отношения тождества и различия – быть или не быть конституентами устойчивого ядра отношений, делающих данный конкретный город данным конкретным городом. Поэтому – да, города в прямом смысле слова
Среди множества попыток импортировать концепты акторно-сетевой теории и достижения STS (исследований науки и технологий) в социологию города45
топологический проект кажется как минимум интересным. Благодаря работам Латура и Ло, мы уже научились мыслить вещи как субъекты действия. Осталось научиться видеть идеи как действующие вещи.Эффекты гомологии и большие данные
Ты еще мал и не подозреваешь,
Как подозреваемых снимают сотни скрытых камер.
В двух последних главах мы постоянно возвращаемся к оппозиции сцепки и расцепления. В каком-то смысле именно она является главным действующим лицом теоретической драмы под названием «поворот к материальному в городских исследованиях». Отношение «сцепка / расцепление» – шоссе, соединяющее Латурвилль и Лейбницштадт. Однако мы видим, что в объектно-ориентированном интеракционизме (ПкМ-1) и в социальной топологии (ПкМ-2) эти концепты работают принципиально по-разному. Суммируем кратко их ключевые различия:
1. В первом случае мы говорим о сцепке / расцеплении порядков интеракции, фреймов и пространств взаимодействия. Лифт расцепляет этажи, телемост соединяет студии. В ПкМ-2 речь идет о сцепке и расцеплении объектов. Сетевые города расцеплены с окружающими их населенными пунктами, но сцеплены с другими сетевыми городами.
2. В ПкМ-1 речь идет о материальных объектах, которые выполняют функцию сцепки / расцепления фрагментов социального взаимодействия. Отсюда внимание к городским материальностям (прежде всего, к архитектуре и технике). В социальной топологии элементами городских ассамбляжей могут выступать нематериальные объекты, имеющие «прописку» в сетевом пространстве.
3. В объектно-ориентированном интеракционизме сохраняется хотя бы иллюзия сомасштабности соединяемых и разъединяемых элементов. В плоской онтологии ПкМ-2 навигационные приборы, портовые рабочие, торговые галеоны, метафоры и идеологемы португальской колониальной экспансии участвуют на равных правах в конституировании объектов как «эффектов множества отношений».
4. В ПкМ-1 отношения «сцепки / расцепления» асимметричны. Взаимодействие эволюционирует от комплексного к сложному, от естественного состояния «все связано со всем» к современному фрагментированному миру. В социальной топологии соединение и разъединение – симметричные операции.
Означает ли это, что речь идет вообще о разных феноменах? И не стоит доказывать, что два теоретических проекта «говорят об одном и том же, просто разными языками»? Видимо, да. Но это не мешает нам проследить гомологию между двумя типами «сцепок» и «расцеплений».
Исторически поддержание порядка в английских колониях на американском континенте было организовано по британской модели: существовала частная полиция – так называемые дубиночники (The Big Stick) – и волонтерские силы народной милиции, «Ночной Дозор». Первая служба дозора появилась в Бостоне (1636), затем в Нью-Йорке (1658) и Филадельфии (1700). Дозорные рекрутировались местными сообществами. Обеспокоенные граждане, виджиланты, уклонисты, алкоголики и дебоширы (отправленные в Дозор в наказание за непристойное поведение) – таков был состав колониальных дружинников [Potter 2013].