Воображала

— Зачем нам к папе? К папе нам не надо. Папа у нас нехороший. Такую хорошую девочку обижал! Играть не давал. В угол ставил. Нет, не надо нам к папе… Зачем нам к нему? Нам и здесь неплохо…

— Плохо!!! — гнусит Воображала. Рома быстро меняет тактику:

— Плохо? Почему же нам тут плохо? Кто посмел обидеть нашу девочку? Вот мы его! И всё снова станет хорошо!

— Плохо! — несговорчиво выпячивает губки Воображала.

— Почему же плохо? — преувеличенно удивляется Рома, — Все тебя любят, игрушки — любые, конфеты там, мороженое…

Воображала выпячивает подбородок, отпускает студента (тот быстро отодвигается на безопасное расстояние), провозглашает мстительно:

— Вы все меня дурой считаете! Да-да, все! И вы тоже! А я не дура!!! — её губы вновь опасно кривятся, голос срывается: — Всё папе расскажу! Что я, не вижу, что ли?! Нашли дурочку, да?! Только и слышу — иди, поиграй!!! И всё время смеётесь! Надо мной смеётесь!..

— Вот и неправда, вот и неправда, ты сейчас злишься — вот всякую ерунду и болтаешь, а когда успокоишься — самой стыдно будет. Кто это тут над тобой смеётся?! Что ты выдумываешь? Все тебя очень уважают… Считают ценным сотрудником…

— Враньё! Враньё! Вы всё от меня скрываете! Что я, не вижу, что ли?!

— Детка, но это же глупо! Что мы можем от тебя скрывать?

— Вам виднее! И я не детка!

— Тебе просто кажется! Если бы ты спросила — тебе бы наверняка сразу же всё рассказали, у нас нет и быть не может никаких секретов…

— О чём вы говорили, когда я вошла?

— ?

— Ты сказал, что мне ответят, если спрошу. Вот я и спрашиваю. О чём вы говорили с дядей Сеней, когда я вошла? Вы о чём-то говорили, но сразу же замолчали, я видела!..

— Когда ты вошла… — растерянно переспрашивает Рома. Он явно не помнит.

Зато хорошо помнит отсевший на край дивана Сеня, хихикает нервно. Но Воображала настроена серьёзно.

— О ногах, — напоминает она. Добросовестно хмурится, стараясь быть предельно точной, и добавляет, — И ещё о манерах…

— О господи… — хрипит Рома полузадушенно. Судя по голосу и выражению вмиг перекосившегося лица — он тоже вспомнил. В углу дивана заходится от беззвучного хохота Сеня, и наступает черёд Ромы бросать на него беспомощно-убийственные взгляды.

Лицо у Ромы такое красное, что светлые брови и узкие ниточки баков, тянущиеся до самого подбородка, выглядят совсем белыми, словно нарисованы мелом. Воображала настойчива:

— Так что же там было о ногах?

Так и не дождавшись ответа от вконец уничтоженного Ромы, она цедит:

— Я так и знала! Опять говорили про меня какие-нибудь гадости! Все вы такие!.. — губы её опять дрожат, глаза заволакивает слезами, в воздухе начинают мелькать разрозненные пока ещё искры.

— О чёрт! — взывает Рома к диаметрально противоположным ранее призываемым силам, поскольку ранее призываемые вмешиваться не спешат. Лицо у него беспомощное…

смена кадра

Комната Врача. Негромкий храп (Врач спит, сидя на полу и привалившись спиной к стене, голова у негт запрокинута, рот приоткрыт). Приглушённый шум улицы.

Тихий голос Конти — он разговаривает сам с собой:

— … И даже тогда это было лишь то, чего я от неё хотел… или ожидал, какая разница… Это я теперь понимаю. Боялся, конечно, — он смеётся тихо, почти беззвучно, — О, как же тогда боялся!.. На работу удирал, в барах тянул до последнего, на улицах часами околачивался, возвращался пешком — лишь бы еще немножко оттянуть. Но на самом-то деле… На самом-то деле не того я боялся, что приду — а там опять чёрт знает что, — опять беззвучно смеётся, — Нет, это тоже страшно, и ещё как! Но это — не тот страх. Не настоящий… даже забавно. Не скучно. Есть, по крайней мере, о чём вспомнить… Н-да… Весело было. А настоящий-то страх, он другой. Совсем другой… Больше всего я тогда боялся, что однажды приду — а дома всё в порядке…

Посмеиваясь, он встает из-за стола. Потягивается, хрустя суставами. Бормочет с иронией, растягивая слова:

— В полном порядке. Тишь да гладь. Как у людей…

Замолкает. Перекатывается с пятки на носок. Говорит уже совершенно серьёзно:

— Вот ведь ужас-то…

смена кадра

Глава 12

Приглушённо звучат тамтамы, их ритм то нарастает, приближаясь, то откатывает, становясь еле различимым.

У Ромы голос человека, доведённого до отчаяния:

— … Просто мужские разговоры!!!

Опираясь огромными ручищами о крышку стола, он нависает над сидящей на стуле Воображалой, но выглядеть при этом умудряется вовсе не угрожающе. Скорее жалко. Рядом с ним — Сеня-студент, и он уже не смеётся.

Воображала сидит на стуле с неприступным и гордым видом, губы её презрительно поджаты, подбородок вздёрнут, руки скрещены перед грудью в демонстративном жесте отрицания. Вместо пижамки и слюнявчика на ней бежевая рубашка с тёмным геометрическим узором и кожаной шнуровкой на груди, вдоль спины и по рукавам до локтей — длинная кожаная бахрома. Время от времени всполохом прорывается яркая расцветка, и одновременно возникает над рыжими волосами индейский головной убор из перьев, а на непроницаемом лице проступает боевая раскраска. Отдалённо звучат тамтамы.