Воображала легко толкает их, входит в ярко освещённую станцию канатной дороги. Поскрипывая, движется трос, увозя в темноту пустые сиденья. Воображала садится в одно из них, её медленно выносит в ночь. Небо впереди светлеет, очерчивая контуры гор. Светает. Воображала закрывает глаза, встречный ветер ерошит светлые волосы, треплет флажки над тросом.
Три флажка морской сигнализации.
Настенный коврик с котёнком. Над ковриком — три флажка. Звонит телефон. Он красный, блестящий, стоит на маленьком столике. К столику подвинут стул, Анаис стоит коленками на сиденье и ставит на красный пластик аккуратные чёрные горошины тушью.
Телефон звонит.
Воображала, закрыв глаза, прислонилась к стеклянной стенке таксофонной будки. Лицо бледное, мокрые волосы прилипли ко лбу, на макушке медленно тают снежинки. В трубке слышны гудки.
Воображала вешает трубку.
Хлопает дверь. Быстрые шаги. Конти хватает телефон — красный, в чёрные крапинки:
— Алло! Тори?! Тори, это ты?!..
В трубке гудки. Анаис еле заметно улыбается, рисуя алые горошины на черном столике.
Воображала идёт по стеклянному коридору. Зеркальные плиты под ногами. Анфилады распахивающихся дверей. Ветер.
Вереница разных залов — то заполненных музыкой и людьми, то пустых и гулких. Обрывки маршей, вальсов, рока, чёткий стук метронома. Каждый раз за каждой дверью — что-то новое: индийская свадьба, бразильский карнавал, торжественная месса в католическом соборе, салон взлетающего самолета.
Воображала идёт по проходу между пассажирскими креслами самолёта. Открывает дверь в кабину пилотов.
За дверью — кабинет. Книжные полки. Окно. Маленький телефонный столик — чёрный, в крупный алый горох. Рядом с ним, лицом к окну — Конти. Он оборачивается:
— Тори?!
Воображала отшатывается, дверь перед ней захлопывает порывом ветра. Рванувшийся вперед Конти распахивает её почти в то же самое мгновенье.
За ней — коридор второго этажа.
С лестницы за ним наблюдает Анаис.
С шипеньем открываются двери автобуса. Воображала выходит на мост. Ветер. Ночь. На мосту — никого. Воображала останавливается у парапета. Смотрит на панораму города, опускает взгляд. Под мостом нет огней, там не видно ничего, чернильная мгла. Воображала смотрит. Ветер треплет запутавшуюся в её волосах нитку серпантина.
Свист ветра. Далекий шум ночного города. Близкое странное то ли попискивание, то ли чириканье. Воображала поворачивает голову на звук.
Из глухой тени под широкой верхней плитой парапета на нее всеми тремя глазами на стебельках смотрит прячущийся там пришелец. Это тот самый пришелец, единственный настоящий, из фальшиво-настоящего киносъемочного праздника. (промельком — кадры того нереально яркого дня, звезды на дневном небе, музыка, №мисс Вселенная" на ковре гостиной, голос Конти: "Это подло, понимаешь?!" Пришелец выглядит заблудившимся и потерянным.
Воображала вздыхает, берет его за трехпалую руку и ведет куда-то вверх по полупрозрачным черным ступенькам, появившимся словно из воздуха. Секунду спустя мост уже где-то далеко внизу, пришелец чирикает вопросительно, Воображала молчит. ступеньки становятся зеркальными. Потом прозрачными. И снова черными. С каждым шагом и каждой ступенькой мир вокруг меняется, иногда незаметно, иногда ярко и резко.
На новой ступеньке — ослепительный свет трех разноцветных солнц и оглушительное чириканье, уже знакомое, но теперь радостное и многоголосое. Пришелец выдергивает лапку из руки Воображалы и бросается вперед. Туда, где трое его собратьев гоняют полукруглую хапу по треугольному аналогу классиков.
Воображала отступает назад и вниз. Звуки обрываются. Вокругт нее снова ночь и тишина. Воображала идет по ступенькам, словно по лестнице на рисунке Эшера — непонятно, вверх или вниз.
Идёт по бортику крыши.
По странным пружинящим под ногами мосткам с веревочными перилами.
По стеклянным плитам, под которыми — пустота и редкие огоньки. Стекло еле заметно мерцает под ногами. Камера отступает — Воображала идёт по гребню огромной стеклянной волны, та чуть изгибается, закругляясь книзу. В её черную глянцевую поверхность беспорядочно вкраплены холодные искры, словно кто-то бросил горсть светлячков на полупрозрачный холм.
Серебристое свечение впереди приближается, оказывается аркой, затянутой влажно мерцающей плёнкой. Воображала рвёт её с неприятным треском.
И оказывается на мосту.
Врач, прихрамывая, входит в кабинет Дяди Гены. В кабинете полно людей, они сгрудились вокруг стола с терминалом. За пультом — человек в вирт-шлеме. Щиток закрыт, руки вслепую мечутся по клавишам. На двенадцати экранах дробится изображение.
Рома подобострастно пододвигает вошедшему кресло, улыбается заискивающе. Врач садится, закуривает. Не поблагодарив даже кивком, воспринимая как должное. Дядя Гена толкает ему пепельницу. Смотрит с сомнением на сине-оранжевую бабочку, что нацеплена у Врача на отворот нагрудного кармашка.