Воображала

Её почти не слышно. На неподвижном лице очень странно лежат тени, делая его похожим на сшитую из мелких лоскутков маску. Углы рта и глаз у этой маски слегка перекошены.

смена кадра

Лязг захлопывающейся двери. Врач падает на пол лицом вниз. Осторожно подтягивает под себя руки, садится. Поводит плечами, поворачивает голову, прогибает позвоночник. Усмехается невесело:

— А ты, похоже, учишься держать себя в руках. На этот раз сращивать ничего не придется и даже почки не отбиты. Что ж, спасибо и на этом.

На Воображалу он не смотрит.

— Всегда пожалуйста.

Она сидит в углу, очень прямая, лицо застывшее. Голос ровный, отрешённый, скорее задумчивый, чем угрожающий:

— Ладно, допустим. Убедил. Я моральный урод. Садистка, любящая живые игрушки. А ты — моё очередное развлечение. Забавные у меня вкусы… ладно, допустим, на безрыбье и пони — носорог. Но что мешает мне улучшить игру? Ведь стоит мне только захотеть — и ты станешь куда более интересной игрушкой. Благодарной. Обожающей. Готовой умереть за возможность целовать пыль у моих ног… Я что-то забыла? Неважно. Так оно и будет, стоит мне лишь… И самое смешное, что ты действительно будешь мне благодарен. Искренне. От всего сердца. Так что же мешает мне просто захотеть?..

Лицо Врача твердеет. Он смотрит на Воображалу, не мигая. Пауза быстрая, еле заметная, Воображала первая отводит взгляд. Врач продолжает смотреть, всё больше мрачнея. Говорит очень тихо:

— Ты сейчас не о том, да? И сама это знаешь.

Воображала вздрагивает, смотрит испуганно. Врач продолжает очень тихо, почти шёпотом, и непонятно, чего больше за его яростью — ненависти или страха:

— Ты ведь знаешь, чего они хотят, правда? Ты ведь сама им это подсказала… Не смей, слышишь!..

смена кадра

— Да не собираюсь я! — Воображала срывается на крик. — Что я, не понимаю, что ли?!

Врач тоже кричит:

— О, ты всегда всё понимаешь! И что в итоге?! Ты вокруг посмотри! Нет, ты посмотри! Глупо оживлять кошмары! Но ещё глупее идти у них на поводу! Не смей, слышишь?!

— Убирайся к дьяволу!

Воображала почти взвизгивает. Лязг двери. Врач замолкает, глядя на охранников. Воображала напрягается, выцветает. Вошедшие растерянно топчутся на пороге, переглядываются. Уходят. Воображала смотрит на дверь, Врач — в угол.

Воображала передёргивает плечами, засовывает руки в карманы, говорит жалобно:

— Я просто хотела немного помочь… Просто помочь.

Врач смотрит в угол. Голос усталый:

— Знаю. Благими намерениями…

Пауза.

Врач смотрит на дверь.

— Помнишь того умиравшего туберкулезника? Из Калача… ты должна его помнить, он же был одним из первых.

Воображала молчит. Потом поднимает голову:

— Корейца? У него ещё была такая смешная машина…

Она замолкает, смотрит на Врача с пробудившимся интересом, почти с надеждой. Но Врач тоже молчит, и надежда гаснет. Остаётся лишь интерес, да и тот слабеет, смазываясь по мере того, как длится пауза. Лицо Воображалы постепенно снова превращается в маску. Врач молчит. Она запрокидывает голову, сглатывает:

— Он… умер?

— Нет, он не умер.

Пауза на этот раз не такая длинная.

— Он оказался из «Жёлтых пантер»… Помнишь, в сентябре, взрыв на вокзале. С полсотни госпитализировано, девять погибли на месте, среди них…

— Не надо, я… помню.

На этот раз пауза дольше. В ярком неоновом свете запрокинутое лицо Воображалы кажется голубоватым.

— Были… другие?

— Не знаю. А ты можешь поручиться, что не было?..

Воображала медленно склоняет голову на плечо. Поднимает брови:

— Я могу всё исправить. Это не так уж и сложно. Вспомню, что тогда, в Калаче, просто проехала мимо… я ведь и не хотела там останавливаться. А потом проверю. Каждого из тех, кому помогала. А потом…

— А потом кто-нибудь из детишек, благополучно избежав напалмового дождя на том вокзале, прирежет соседа по парте. Или вырастет — и станет серийным убийцей..

— Я прослежу за ними. И этого не случится.

— За всеми?

— Конечно! — Воображала встаёт, закидывает руки за голову. Лицо почти счастливое. Врач остаётся сидеть, смотрит снизу вверх:

— А если у кого-то из них случится свой автобус с динамитом?.. Вернее, благодаря тебе, не случится… За этими, новыми, ты тоже проследишь?..

— Обязательно! — Воображала расцветает. Прохаживается по камере, заинтересованно осматривает стены, и особенно — дверь. Начинает насвистывать.

— На это жизни не хватит.

Довольное фырканье. Со значением:

— Моей — хватит!..

Насвистывание воздушной кукурузы.

— Ты посадишь их в клетку. Лишишь свободы выбора.

— Ничего подобного. Я просто не дам им убивать.

— Только — убивать?.. А всё остальное — пожалуйста?..

— Для начала и этого хватит. А там — посмотрим.

— А решать, что им можно, а что нельзя, будешь, конечно же, ты?

— Конечно. Раз уж они все такие идиоты, что не могут сами понять!

— А не слишком ли много ты на себя берёшь?

— Как раз нормально. Пусть живут долго и счастливо, а я о них позабочусь.

— М-да… Я-то думал… а ты повыше метишь. Не страшно? Одного такого, между прочим, распяли…

— Ну, это было черти когда, в мрачном средневековье или даже раньше. А в Древней Греции, к примеру, их всех очень даже уважали!

— Нимб не давит?