Взлетевшая охапка флажков рассыпается, зависает, вытягивается, как по ниточке. Обматывает ёлку длинной спиралью. Конти критически осматривает флажки. Хмыкает:
— Бред собачий. Хотя вон там — предупреждение о неприятеле, пожелание счастливого пути и отказ навигационной системы. А слева — заверение о неприкосновенности вызываемых на переговоры парламентёров, усиление срочности и карантин.
— А так?..
Вторая спираль закручивает вокруг ёлки оставшиеся флажки, три шнура повисают на стенах. Оставленная без присмотра Анаис достаёт из коробки с украшениями самый большой шар — алый в чёрную крапинку.
— А, не знаю… — Конти собирает со стола детскую посуду на поднос, сдвигает в угол, — Займись лучше шариками, пока Анаис их все не раскокала.
Воображала оборачивается, смотрит сначала на Конти, потом на Анаис, говорит со значением:
— Она — не раскокает…
Конти не замечает напряжения в её голосе — он занят откатыванием столика к стенке. Пожимает плечами:
— Но ведь и не повесит же!
Воображала фыркает многозначительно:
— Это уж точно!..
Конти замечает неодобрительность интонации, оборачивается:
— Как тебе не стыдно! Она же маленькая!..
— Маленькая, маленькая… Всегда она у тебя маленькая! Это не честно! Пускай бы день она маленькая, день я, а то всё время она, да она… — продолжая ворчать, Воображала ногой сдвигает оставшиеся на полу флажки. Их три.
— А это?
Конти смотрит. Кривится:
— А-а-а… Следую своим курсом… Приказ ни во что не вмешиваться.
— Почему?
— Потому что приказ.
Некоторое время Воображала думает.
— В смысле — пошли все на фиг?
— В смысле…
— Но ведь это плохо! Их потом накажут, да?
— В том-то и штука, что не накажут. Приказ у них такой — курсом своим следовать, ни на что не отвлекаясь.
— Даже если вдруг пожар?
— Даже.
— А люди погибнут?..
— А приказ?
— А… это, ну… совесть всё-таки?..
— Но ведь всё-таки — приказ?..
— Нехорошо как-то.
— А вот это, кстати, ещё вопрос… Может быть — и не хорошо. А, может быть — очень даже хорошо. Думаешь — так не бывает? Ладно, представь — идёт человек, торопится очень. Яма с водой, в яме котёнок тонет. Кричит, надрывается, маленький такой, жалко. А человек мимо проходит, спешит очень. Это как — хорошо?
— Нет, конечно!
— А человек — врач. Он спешит к больному ребёнку. Мальчик маленький, глупый, пуговицу проглотил, задыхается… Врач остановился, спас котёнка. А мальчик задохнулся. Хорошо?..
— Нет, конечно…
— Так всё-таки — хорошо то, что он мимо прошёл, приказ имея, и котёнка не спас, или плохо?
Воображала думает долго. Хмурится, молчит, теребит нижнюю губу, упрямо вертит головой. Наконец — авторитетно и безапелляционно:
— Надо было успеть! И котёнка, и мальчика. Он же врач! Значит, должен был всё успеть!.. — и зевает широко, с хрустом.
— Э, да ты спишь уже!
— Неправда! Вовсе я даже и не сплю!
— А пора бы! Времени-то сколько, знаешь?
— Новый Год же!..
— Новый Год завтра. А сегодня ещё старый. Так что — шагом марш!.. Эй, заодно и Анаис забери!
Воображала мстительно фыркает, над её головой взмывают три флажка. Гудит, имитируя пароходную сирену, крутит плечами, словно гребными колесами и уходит, ехидно скалясь через плечо.
Анаис с шариком в руке смотрит на Воображалу и Конти с лёгкой снисходительной улыбочкой — так взрослые смотрят на расшалившихся детей.
Белый пол камеры. Врач открывает глаза, и тут же снова их зажмуривает, сморщившись:
— Опять ты. Конечно. Я так надеялся, что это просто кошмар. А это — ты…
Воображала сидит в углу, лицо равнодушное, глаза сощурены. Замечает спокойно:
— Рёбра я срастила, руку тоже. Синяки сами пройдут, лень возиться было.
Врач смеётся, приподнимаясь у стены:
— Конечно! Ну да, конечно!.. Как же иначе. А я-то, дурак… Теперь понятно, — он осторожно вертит головой, проверяет подвижность рук. Бросает на Воображалу острый неприязненный взгляд. — Ничего личного, правда? Справедливость торжествует.
— Мог бы, между прочим, и спасибо сказать. Как вежливый человек.
Врач усмехается хищно, и нет в этой его усмешке ничего весёлого.
— Дело не во мне, правда? Я-то всё голову ломал — за что же ты меня так… А тебе ведь всё равно было, правда? Я просто вовремя под руку попал. Вот и всё. Не повезло. Подвернулся не под то настроение. У всех бывает. Только не все могут срывать его на тех, кто случайно подвернулся. Тем более — так.
— Я не понимаю.
— Всё ты понимаешь. Уверен, ты никогда не обрывала мухам крылышки. И кошек за хвост не дергала. Ведь не дергала же, да?.. Ну, ответь, не дергала?!
— Не дергала. При чем тут кошки?
— Пра-авильно! Тебе это просто неинтересно, правда? Зачем самой пачкаться, когда можно чужими руками? Да и что такое — кошки?! Мелко. Гораздо интереснее, когда с людьми. И, главное чтобы — чужими руками.
— Не понимаю…