Воплощение

Латно хорошо досталось. Юти догадывалась, отчего все его тело рассечено порезами разной глубины, разве что нос был повернут набок по старой кулачной традиции. То ли от выпитого зелья, то ли от бессилия, дружинник не пришел в себя, когда Сертан вправил этот самый нос.

Лекарь настаивал, что Латно нужен покой. По этому поводу он серьезно поссорился с Юти, назвав ее глупой и своенравной девчонкой. И Одаренная спокойно перенесла обиду. Увлеченный очередным спасением, врачеватель не видел дальше собственного носа.

Да, керивены приняли мирно, один стражник было сунулся с расспросами, но Юти показала кнесову печать и тот сразу спал с лица. Печать — не безделица, какая у каждого прохожего имеется. Знак, лежащий теперь у Юти в заплечном мешке говорил о близкой принадлежности девы и ее людей к Свигожу. Такой может иметься только у одного человека, как еще раньше пояснил Латно. И пусть Свигож давно болел, по силе мог сравниться с тремя главными народами. Потому и знак чтили, а перед предъявившим его благородно, отступали.

Хотя, окажись у Одаренной другая печать, к примеру, относящая ее к золичанам, Юти бы все равно не трогали. В Седьме к кнесам, своим и чужим, относились к почтением. Богов могли хулить, а власть людскую уважали. Что для девы тоже стало нелепостью.

И только после она выяснила, что боги — они там, где-то в Священных Рощах, а кнесы и их дружинники ходят по тем же дорогам, что и ты. Только глупец не поймет, кого действительно стоит почитать, а кого нет.

Лишний раз Одаренная старалась печать не доставать. Где можно было договориться или купить услугу, пользовалась словами или серебром. И лишь в крайний случай вытаскивала козырь от кнеса.

Но все же Юти настояла на своем. Оставаться в приграничной крепости — себе дороже. Если прознают люди Свигожа, что она здесь укрывается, что те сделают? Хватит ли им благоразумия стерпеть поражение или попытаются силой взять свое? А, может, и вовсе оболгут деву, назовут оскверненной и керивены сами выдадут Одаренную.

И они поехали. Под завывания Сертана, что не довезут, что нельзя пускаться в путь с раненым, у которого сломаны ребра. Юти лишь мягко пообещала, что если лекарь не заткнется, то она сначала убьет на его глазах южан, а после перережет горло и ему самому. Лишь тогда Сертан замолчал, но все еще недобро поглядывал на Одаренную, явно не поменяв своего мнения.

К исходу дня они миновали две деревни, которые Юти не понравились — слишком малы, да и знахарки там не было, а вот в третьей, поодаль от основной дороги, остановились. Солнце уже с любопытством заглядывало за горизонт, когда они въехали в обширное поселение.

Юти оставила телегу с раненым и оскверненными на попечение Ерикана, а сама взяла Сертана и отправилась на площадь, преследуя сразу несколько целей. Как поняла Одаренная, больше о жителях, чем они сами, говорили деревянные истуканы. И боги Юти вполне удовлетворили.

Верховодил ими старый земляной Рагно, ведующий лесами, полями и урожаем, подле него стояла огненная Ирга, девственная воительница, покровительствующая семье, а третьим был Сугрогор, присматривающий за заводями и реками.

Первому поклонялись почти все — и кто в лес по ягоды отправится, и в поле в страду выйдет, второму — женщины, третьему — рыбаки. На лучшее Юти и рассчитывать не могла.

На чужаков здесь смотрели с опаской, но камнями не бросались, сжигать не пытались, а пока для Одаренной этого более чем хватало. Юти давно заметила, что чем больше поселение, тем спокойнее люди там относятся к иноземцам. Это в крохотных деревушках все боятся, что захожие разрушат их привычный уклад или принесут нечто новое, опасное. Конечно, нынешнее поселение не шло ни в какое сравнение с Ралендером или тем же Потречьем, но и деревушкой его называть язык не поворачивался. Будь оно на Севере, то староста завел бы дружину и назвался ярлом.

Сертан поговорил то с одним местным, то с другим, в и итоге крохотный парнишка чуть ли не за руку отвел его к самому краю деревни, к Крикухе, местной знахарке. Ткнул на добротную избушку и убежал, сверкая голыми пятками. То ли опасаясь оставаться наедине с южанами, то ли боясь хозяйку.

Юти постучала кулаком в крепкую дверь, подождала немного и уже даже собиралась войти, когда перед ней выросла высокая и еще не старая девка. Лицом она была кругла, румяна, разве что только зад, да ляжки оказались больше, чем нужно. Оттого молодая женщина не шагала — переваливалась с ноги на ноги, как какая-нибудь больная старуха.

— Чего удумали, а? — завопила она. — В чужую избу без позволения!

Голос у хозяйки был громкий, визгливый. Как и есть Крикуха. Юти спокойно посмотрела в глаза женщины, пусть та и оказалась выше ее почти на голову и знахарка осеклась. Губы сомкнула, брови насупила, выжидала.

— Раненый у нас, — негромко сказала Юти. — Нам ехать нужно дальше, а он пути не выдержит. Оставить надо. Если выходишь, серебром не обижу.

— А если умрет, то ты меня мечом своим проткнешь, да?