Вопреки

Последний раз, когда я всю ночь не могла сомкнуть глаз, это было полгода назад. У Кэти поднялась температура, которая никак не хотела сбиваться. Ночью температура была у меня. Возбуждающая. Всю ночь проворочалась, пытаясь себя утихомирить, пристыдить за похабные желания. Все повторяется, словно не было никакой разлуки, словно мы расстались от силы пару дней назад. Ему стоило лишь посмотреть мне в глаза, в своей властной манере подавить мою волю и нагло полезть с поцелуем.

Я растерялась от оживших чувств, от вспыхнувшегося желания, которое оказывается все еще во мне, живо до сих пор. Пришлось быстро себе напомнить, кто этот человек, как он со мной поступал и как жестоко разыграл. Его лжесмерть никак не укладывается в моей голове. Спросить хотелось сразу, но прикусила язык. Короче, впервые за долгое время, я влепила мужчине пощечину. От души. Вложив в нее все свои слезы, обиды, переживания.

Потом разыграла гостеприимную хозяйку, поселила бывшего любовника в средней комфортности домике. Ему сойдет. Можно было и выгнать, но в последнюю минуту смалодушничала и оставила его. Уже вечером, лежа рядом с засыпающей Кэти, поняла свою ошибку.

Он ведь догадается, что моя дочь – его дочь. Как бы упорно не отрицала, но Соболь не дурак, чуть-чуть пристальнее всмотрится, немного пообщается и увидит свое же отражение в ней. Может быть и не догадается, через день он уедет. Надеюсь больше не вернется. Не надо. Я ведь не робот, а к нему оказывается до сих пор что-то испытываю. Не хочу думать что.

Ночная с ним беседа всколыхнула все, что было между нами во мне: трепет, страх, мечты и разочарование. Его вопросы заставляли меня нервничать, себя заставляла ерничать и иронизировать. Я боялась себя и за себя. Боялась, что если Соболь вдруг решит быть более настойчивым в своих приставаниях, я сдамся...предательски сдамся. Этого мне бы не хотелось. Секс с ним -  одноразова доза эйфории, потом никакие молитвы не спасут мою душу от самоедства.

— Доброе утро, - приветствую всех сотрудников в кухне-столовой. Через полчаса будет завтрак для гостей, а пока это время наше, чтобы можно было перекусить и спокойно попить кофе, чай, какао.

— Доброе утро, выглядишь не очень, - Элли проходит мимо, перед этим всучив мне кружку кофе с молоком. Замирает перед окном, на губах появляется ехидно улыбка.

Я движимая любопытством, тоже подхожу и пытаюсь понять, что ее заинтересовало. Кружка в руке вздрагивает. По тропинке не спеша идет Герман в компании Лили. Блондинка не стесняется демонстрировать свою большую грудь, которая призывно выглядывает из выреза полупрозрачной блузки. К чести Соболя, он смотрит собеседнице в глаза, а не ниже.

Ревность как огонь спички опаляет и тут же тухнет. Не мое дело с кем он болтает. С кем тут будет развлекаться без обязательств. Нужно только предупредить, чтобы при детях вел себя скромно.

— А он ничего такой. Интересно, женат?

— Нет, - выпаливаю, потом смущаюсь под пристальным взглядом невестки. – Думаю, что нет.

— Ну-ну, - Элли окидывает прищуренным взглядом с ног до головы и возвращается к столу, как раз в это время заходит Питер. Он подмигивает мне, чмокает жену и забирает из ее рук кружку с кофе.

— Мари, я заметил, что тот мужчина, который спрашивал какую-то Марьяну, вернулся.

— Да, его поиски не увенчались успехом, решил день и две ночи провести у нас. Потом улетает в Россию.

— А, понятно. Чем он будет заниматься?

— Без понятия, - пожимаю плечами, беру с общей тарелки тост и намазываю его маслом, сверху кладу ветчину и сыр. Мне плевать, чем будет маяться Герман, лишь бы держался от меня подальше и от Кэти.

— Все группы на сегодня сформированы, может ты ему найдешь занятие на ранчо?

— Я? – удивленно вскидываю брови, а в ушах стоит низкий голос с неприличным предложением. Черт! Марьяна! Очнись и опомнись!

— Он взрослый мальчик, так что найдет себе занятие по возрасту, - побольше язвительности, колкости. Запиваю свои слова кофе. Отворачиваюсь от Питера и Элли, натыкаюсь на внимательный взгляд Алисы, нашей кухарки, опускаю глаза.

Времени вести разговоры нет, девушки-официантки носятся между кухней и общей столовой, накрывают стол. Я слышу смех и разговоры постояльцев, Питер с кружкой идет в столовой. Ему как хозяину ранчо положено и нужно завтракать с гостями, развлекать их беседой. К счастью, мне присутствовать не обязательно. Лишний раз сталкиваться с Германом чревато моему спокойствию. Оно мне с таким трудом досталось, что не хочется его потерять в одно мгновение.

— Марьяна! – вздрагиваю на выходе из кухни. Здесь по-русски и настоящим именем может ко мне обращаться только один человек: Соболь. Именно он стоит за моей спиной, именно его холодеющие душу серые глаза встречаются с моими глазами, и холодный пот выступает вдоль позвоночника.