Мы молчим. Молчание между нами немного напряженное, похоже на то, что чувствуют люди после долгой разлуки. Сказать вроде есть что, а вот внутренний дискомфорт не позволяет друг другу открыться.
— Ты всегда была в Вайоминге? – тихо, почти шепотом спрашиваю, боясь спугнуть. Марьяна смотрит перед собой, обхватывает чашку двумя руками и делает глоток. Судя по запаху, пьет какао.
— Нет.
Ее односложный ответ никак не помогает найти подход к ней, но я упрямо намерен добиться от нее хоть какого-то диалога со мной. Слишком мало времени до моего отъезда, а потом хрен его знает, когда я смогу вырваться вновь в США. О том, что Марьяна с Кэти поедут со мной речи нет.
— А как ты оказалась здесь?
— Вышла замуж, - поворачивает ко мне голову, насмешливо приподнимает уголок губ.
— По любви? – встречаемся глазами, не моргаю, она тоже смотрит в упор. Пытаемся друг друга переглядеть, но то ли я потерял способность давить на нее взглядом, то ли Марьяна стала морально сильнее.
— С какой целью интересуешься?
— У меня к тебе по-прежнему чувства.
— У меня их нет, - резко парирует, опуская голову, именно поэтому я ей не верю. Мне хочется обхватить ладонями ее лицо и смотреть в глаза, пытаться все рассказать глазами, а не словами, потому что говорить о чувствах не умею. Не учили.
Какое-то время Марьяна молчит, крутит кружку. Я кладу свою руку ей на коленку, она вздрагивает и скидывает ее. Возвращаю вновь, опять скидывает. Какое-то время я забавляюсь этой борьбой, а она злится, чувствуется по частому дыханию, по громкому сопению.
— Послушай, Герман, - не выдерживает, поворачивается ко мне всем корпус. Свет с веранды освещает ее лицо, и вижу, как подрагивают ресницы, как дергаются губы.
— Внимательно слушаю.
— Я не знаю, на что ты рассчитывал, приезжая сюда, но должен был понимать: как прежде между нами не может ничего быть. Наши жизни разошлись в разные стороны. Я вообще... – прикусывает губу, хмурится, а вместе с ней хмурюсь я. – Ближе к делу, я замужем. Счастливо и благополучно. У меня чудесная дочка, которой я желаю спокойного детства и это место самое лучшее для нее на данный момент...
— Ты лжешь, Марьяна.
— В чем? – недоуменно смотрит на меня, я склоняю голову набок.
— Ты говоришь о муже, при этом ночью сидишь на крыльце одна. Будь ты со мной, тебя бы бессонница не мучила.
— Будь я с тобой, я бы просыпалась каждые полчаса в страхе за свою жизнь и жизнь моей дочери. Извини, уж лучше я буду мучиться бессонницей, не тревожа сон мужа, чем каждый раз вздрагивать от любого шороха.
— Я завязал.
— Поздравляю. Поверь, жизнь в законе есть.
— Не ерничай.
— Даже не начинаю.
— Но ведь нам было вместе хорошо.
— Ключевое слово «было», - усмехается, я сжимаю зубы, разглядывая ее профиль.
Она опять смотрит перед собой, ловлю себя на том, что в прошлом я так долго на нее не смотрел в разговоре. Свидетелем моих нежных взглядов, трепета в груди, прикосновений к спящей Марьяны был рассвет. Я позволял себе быть слабым, когда никто на меня не смотрел. Позволял любви, которая теснилась у меня в груди, выплескиваться в этом коротком миге. Как только Марьяна открывала глаза, приходилось натягивать на себя маску отчужденности, пренебрежительности, ублюдочности.
— Ты любишь своего мужа? – рассмеялся, если бы знал, что буду спрашивать бывшую подружку о том, какие у нее чувства к супругу. Сейчас вместо смеха испытываю физическую боль от ожидания ответа.
— Уже поздно, а завтра мне нужно будет вставать в шесть, - поднимается, тоже поднимаюсь и притрагиваюсь к ее локтю. В подушечках пальцах возникает давно забытое покалывание и тепло. Марьяна вскидывает на меня глаза. Наверное, испытывает тоже самое, что и я. Хочется в это верить.
— Ты не ответила, - замечаю, как ее губы трогает еле заметная улыбка, пожимает плечами.
— Ты тоже не всегда отвечал на мои вопросы, Герман. Мне действительно пора идти спать, а ты гуляй себе на здоровье, только за пределы ранчо не выходи. Поговаривают, что в округе бродят иногда койоты, Хотя... – иронично смеется. – Вы вроде из одной стаи: хищники.
— Марьян... – я не хочу, чтобы она уходила. Не хочу, чтобы мы вот так завершили неплохой разговор. Пусть со скрипом, но потихоньку находим лазейки друг к другу.
— Спокойной ночи, Герман Александрович, - официальное обращение ставит точку в ночных откровениях, Марьяна оставляет меня на крыльце. Засунув руки в карманы джинсов, смотрю ей в спину до тех пор, пока в темноте холла не исчезает ее силуэт.
Вздыхаю, придется возвращаться в холодный дом, в холодную постель, пробовать уснуть. Утром обязательно что-то придумаю. Для начала мне стоит проснуться тоже в шесть утра.
14 глава
Привет, бессонница, как давно тебя со мной не было.