— Чурбан он неотесанный. Хоть так научился ценить жизнь, а то все на самотек у него, — нахохлился старик, но тут же слабо откинулся на подушку, а Давид стрельнул в меня синим взглядом. Я ему чуть фак не показала, обманщику подлому. Никогда в жизни больше в дом его не пущу.
— Это все новости? — зло процедила я сквозь зубы и двинулась к двери, не желая находиться в компании врунов.
— Я знаю, где Ренат, — прошептал дед обессилено. — И хотел бы тебя попросить…
Я повернулась, быстр-быстро хлопая веками, прогоняя слезы.
— Вы все то время знали, где он, и молчали?! Знали, как я его жду, что ищу…
— Нет. Я искал его, спешил, но встретиться с ним уже не успею. Передай внуку, что я… — дедушка сильно и вытянуто захрипел. Давид бросился к нему, но тут же отступил, а когда повернулся — я все поняла по взгляду. Волгина-старшего больше с нами нет.
—
Глава 45
Мы ехали долго.
Так долго, что я тысячу раз успела повторить про себя, как заклинание: «Вернись ко мне, вернись, прошу…»
Намного быстрее прошло время до этой желанной встречи. Казалось, я уснула, когда узнала, что Ренат пропал, и вот — очнулась с надеждой его увидеть, обнять, прижаться к груди.
С нами за компанию поехал Аверин. Мол, на всякий случай, вдруг я рожать соберусь, ведь уже большой срок.
Я рычала на врача и зло поглядывала, но позволила все-таки негодяю сесть в машину — только взгляд метнула, чтобы не притрагивался ко мне — предатель!
Егор вел быстро, настолько насколько позволяли дороги, ухабистые и грунтовые, а к полудню небо набухло тучами и разродилось ливнем, и мы плелись, как улитки.
Я смотрела в окно и шевелила губами:
— Ты только не сотвори глупость, Ренат. Умоляю.
Через час, может, больше, от усталости и нервного истощения я уже не могла точно определить время, дождь закончился, выглянуло полыхающее алым вечернее солнце. Мы подъехали к большому ставку, скользнули через небольшой мостик и нырнули под тень густых и высоченных тополей.
Впереди сверкали золотые купола церквушки. Я дернулась попросить остановить около нее, чтобы выдохнуть полной грудью и в который раз склонить голову перед образами, надеясь на чудо, но Егор сам замедлил ход, и машина затихла возле больших открытых ворот.
Я потерла усталые глаза и вслух прочитала табличку на здании:
— Мужской монастырь…
Егор и Давид вышли на улицу, помогли мне выбраться, после чего повели к высоким дверям церкви.
Меня колотило. Так сильно, что не получалось сдерживать дрожь.
— Есения, ты в порядке? — уточнил Аверин, я лишь отмахнулась и скрипнула зубами. На что мужчина рассмеялся: — Маленький упертый слоник. Ну идем тогда, недолго осталось, — и протянул мне косынку, дождался, пока я криво нацеплю ее на голову, и подал мне локоть. Ноги были очень вялыми и ради ребенка я согласилась на его помощь.
В храме шла вечерняя служба. Людей не много, но пройти в центр не получилось, придется обходить. Я перекрестилась и, поклонившись, задержала взгляд на высоком крепком мужчине с волосами, собранными в небольшой хвост, покрытыми черной шапочкой. Он был в черной рясе и стоял в первых рядах прихожан. Что-то показалось в его силуэте знакомое. В широком развороте плеч, легкой сутулости, в блеске густых темно-русых прядей. Я выпрямилась и, преодолевая жуткую боль в пояснице, медленно пошла через толпу, все еще держась за руку Давида. Взгляд вцепился в спину мужчины впереди, будто за жизненную нить, а я не дышала. Не дышала так долго, что стало дурно.
Когда покачнулась от слабости, меня тут же подхватил Давид, потянул вверх, подставил плечо, а в тихой молящейся толпе возникла неловкая пауза, лица повернулись ко мне. И тот, мужчина в рясе в высокой монашеской шапочке, тоже. Медленно, неспешно. Скользнул холодным безразличным взглядом цвета стали по моему лицу и отвернулся.
А я чуть не закричала, вовремя накрыла губы влажной ладонью. Ренат. Мой Ренат…
С густой бородой и в церковном облачении с открытым молитвословом в крепких пальцах.
Вцепившись в руку Давида до белых косточек, я прошептала ему на ухо:
— Мне нужно на воздух, пожалуйста…
Врач кивнул и потянул меня за собой на улицу. Снаружи я оттолкнула его от себя и отбежала подальше от храма, позволяя длинному сарафану путать ноги. Пошатываясь, вышла за территорию и побрела куда глаза глядят.
Я не понимала, что происходит. Он не узнал? Почему в рясе?
Пыталась дышать, но воздух не входил в легкие, сжимался в горле, причинял боль.
— Есения? — тихий низкий и родной голос ударился в спину.
Я замотала головой. Не хочу, не хочу смотреть на него и думать, что он больше не мой. Я не могу! Это жестоко.
Побрела дальше, хватаясь за кованый забор, царапая пальцы о свежий хмель.