Раздираемые выбором между лояльностью группе и верностью себе, тоскующие по общечеловеческому единству, участники моего исследования отлично видят, как на них давит стремление вписаться и чувствовать себя своими. В противоположность замкнутости группы, объединенной идеологически верным мнением, ощущение общности с человечеством переживается как свобода. Связь с другими людьми через общий опыт, принципы, ценности позволяет самовыражаться без страха быть отвергнутым. Люди хотят слышать: «Да, мы во многом разные, но где-то глубоко между нами есть прочная связь».
Выискивая общие места теории причастности в результатах исследования, я вернулась к определению духовности, выведенному в 2010 году из данных прошлого исследования, о котором я писала в «Дарах несовершенства»:
«Духовность – это узнавание и празднование неразрывной, объединяющей нас мощной силы. Это согласие с тем, что наша связь друг с другом – посредством этой силы – основана на любви и сопереживании».
Я перечитываю слова «неразрывная объединяющая нас мощная сила» снова и снова. Похоже, мы с вами уничтожили то, что нельзя было разорвать. В следующей главе я покажу, почему это случилось и как нам это удалось. А вся остальная книга посвящена тому, как обратиться к этой силе, – я покажу, как находить путь друг к другу.
Основным предметом количественного исследования, в результате которого появилась эта книга, стала
Разобравшись в определении настоящей причастности, я продолжила изучать истории участников исследования, задавая себе следующие вопросы:
1. Какие процессы, практика или подход объединяют людей, научившихся обращаться к настоящей причастности?
2. Как прийти к тому, чтобы не принадлежать ни одному месту и в то же время принадлежать любому месту? Как добиться того, чтобы причастность исходила из наших сердец, а не ожидалась снаружи как награда за то, что мы подстроились, совершенствуемся, делаем вид или доказали, что достойны? Как сделать так, чтобы причастность нельзя было отобрать, чтобы никто, кроме нас самих, не решал, причастны мы или нет?
3. Если мы готовы покорять дикие условия внешнего мира – оставаться собой, когда все против нас, – понадобится ли нам по-прежнему чувствовать себя причастными к группам?
4. Влияет ли современная культура, разделяющая нас по идеологическим лагерям, на доступность настоящей причастности? Если да, то как?
Из ответов участников у меня получилось четыре элемента настоящей причастности. Их можно найти повсюду – это не теоретические установки, а конкретные физические действия. Теории, возникающие в процессе качественного исследования, всегда сотканы из подходов людей, живущих вместе с нами в реалиях современной культуры. Невозможно получить теорию настоящей причастности, игнорируя жуткие события, творящиеся в наших домах и городах. Я не стремилась рассказывать об идеологическом или политическом хаосе. Но, похоже, в нынешних условиях без этого не обойтись. Моя работа – не переврать то, что я выяснила, и представить данные без искажений.
Четыре элемента, составляющие причастность, можно исследовать на практике ежедневно. А еще каждый из пунктов – это парадокс. Они бросают вызов:
1. Вблизи человека трудно ненавидеть. Сближайся!
2. Отвечай правдой на брехню. Корректно!
3. Держись за руку – за руку незнакомцев.
4. Гордая осанка. Мягкий взгляд. Дикое сердце.
Дикие джунгли бытия
Наблюдая за тем, как в процессе исследования прорисовывается понятие настоящей причастности, я приняла как факт: иногда действительно приходится отстаивать себя в одиночестве, несмотря на страх критики и отвержения.
У меня в голове замелькали картины дикой, непокоренной природы. Теологи, писатели, поэты, музыканты в американской культуре давно обращаются к этому образу, описывая бескрайние пространства, полные опасностей, сулящие суровые испытания, а также прекрасные, манящие прохладой оазисы, куда мы ускользаем от всего в поисках покоя и созерцания. Метафора диких условий подходит ощущению одиночества и уязвимости, а также цели: эмоциональному, духовному или физическому поиску.