Вопреки себе (СИ)

Она начала нервничать с того дня, как они вернулись в Петербург, хоть и старалась вести себя, как обычно. А накануне венчания и вовсе стала раздражительной и никак не могла определиться, какой наряд надеть на свадьбу, совершенно загоняв горничных и перемеряв весь арсенал бальных платьев. Видимо, она хотела сразить Александра своей красотой и тем самым напомнить о себе.

А чего, собственно, он ждал? Что Адель успела за полтора года забыть отца своего ребёнка? Стыдно быть столь наивным в таком возрасте, князь! И Владимир Кириллович снова с трудом подавил тяжёлый вздох.

Александр Бутурлин, хоть и успешно казался спокойным, как скала, не мог устоять перед соблазном украдкой наблюдать за Адель во время церемонии. Едва увидев её у церкви, он с трудом удерживался от того, чтобы не пожирать её глазами непрерывно.

Как же она всё-таки прекрасна!

Нежная, очаровательная девочка превратилась в прекрасную молодую женщину — само воплощение грации, красоты и женственности. Её точёный профиль в свете горящих восковых свечей казался ещё пленительнее. Обладай он талантом живописца, Александр написал бы с неё Мадонну…

Её тонкие пальчики так изящно держали свечу, дрожащие золотые огоньки плясали в огромных глазах, длинные ресницы бросали тень на нежные щёки, когда она опускала глаза, а пухлые, розовые губы беззвучно шептали слова молитвы… О, как он желал снова ощутить мягкость этих губ, их податливость и сладость! При одном воспоминании об их жарких поцелуях тело графа сразу же отреагировало нарастающим томлением в груди (и не только), и ему пришлось срочно направить свои мысли в другое русло, пока ситуация не стала откровенно неприличной.

То, что Адель стояла так близко, было чудом для него, сбывшейся мечтой, которую он почти похоронил в своём сердце.

Мысленно Александр поклялся, что сумеет найти способ встретиться с нею наедине и поговорить. Ему нужно столько сказать ей! Она должна узнать, как невыносимо тяжело ему жить без неё и Софи, как он тоскует, сходя с ума от любви, как безжалостны к нему ночи, когда сны возвращают ему её, чтобы утром снова отобрать…

На свадебном приёме обстановка накалилась буквально до предела, хотя все новоиспечённые родственники старались вести себя непринуждённо, чтобы гости ни о чём не догадались. Только молодые не обращали внимания ни на что вокруг, утопая в собственном счастье, зато старшее поколение часто бросало острые, настороженные взгляды в сторону Александра и Адель.

За столом, по какому-то нелепому стечению обстоятельств, их посадили точно напротив друг друга, и во время праздничного застолья Адель понадобилась вся её выдержка, чтобы не выдать себя. Княгиня Оболенская пыталась радостно улыбаться и мило беседовать с мужем и другими гостями, стараясь не встречаться глазами с Александром, чей сапфировый взгляд часто обращался к её лицу. Ещё меньше княгине хотелось смотреть на Жаклин, которая буквально впилась холодными, змеиными глазами в лицо соперницы, ловя каждый случайный взгляд, брошенный Адель на Александра. Графиня Бутурлина напоминала опасную тигрицу, готовящуюся к броску, причём бороться она явно собиралась всеми способами и до конца. Под её взглядом Адель ощущала себя беспомощной и виноватой непонятно в чём.

Красноречивое молчание сидевшего рядом с нею Владимира Кирилловича не добавляло Адель уверенности в себе. К середине обеда ей казалось, что нервы вот-вот звонко лопнут, словно гитарная струна, и она просто закричит в голос. Ну не умеет она вот так хладнокровно притворяться и носить маску невозмутимости! Неужели она так и не повзрослела после рождения ребёнка?

Когда наступил вечер и начался бал, Адель, наконец, выдохнула с облегчением. Теперь-то она скроется от цепкого взгляда графа Бутурлина и его супруги. Княгиня решила ненадолго покинуть бал: ей нужно хотя бы пять минут побыть одной, иначе она не выдержит этого испытания ни минутой дольше!

Пока все родственники и гости наблюдали первый вальс молодожёнов, княгиня Оболенская незаметно выскользнула из ярко освещённой бальной залы и быстро поднялась на второй этаж, где скрылась в первой же комнате, оказавшейся библиотекой. Закрыв за собой массивную резную дверь, она в бессилии прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожь всё сильнее охватывает тело. Теперь она может сбросить маску светского равнодушия с лица и дать волю эмоциям, хоть ненадолго, пока они не хлынули через край.

Боже правый, как же больно! Мужественно сдерживаемые слёзы против воли снова выступили на глазах и медленно покатились вниз по щекам. Нет-нет-нет, только бы не разрыдаться! Адель вовсе не жаждала оправдываться перед мужем за свои покрасневшие глаза и придумывать лживые оправдания, как будто князь не знает, что она чувствует!