Вопреки себе (СИ)

Лишь Александр так и не смог избавиться от чувства вины перед покойной женой. Подобно Адель, до сих пор страдающей от угрызений совести после смерти Владимира Кирилловича, он винил себя в том, что не отпустил Жаклин из своей жизни, когда у него была такая возможность. Сделай он это, и Жаклин была бы жива, как и все её жертвы. Он рассказал родственникам страшную историю её детства и юности, прошедших среди проституток, воров и убийц, и попросил помолиться за неё. Какой бы ужасной женщиной она ни была, Жаклин была больна, и судьба обошлась с ней очень жестоко. Слушая об изнасиловании тринадцатилетней Жаклин, Мария Александровна и Ольга не смогли сдержать слёз, а мужчины потрясённо замолчали, опустив глаза и непроизвольно сжимая кулаки. Это многое объясняло, хоть и не могло оправдать её способность хладнокровно убивать.

С присущим истинным христианам смирением, Бутурлины и Вяземские попытались простить Жаклин всё зло, которое она им причинила, и отпустили с миром её грешную душу.

***

Александр с трудом разлепил опухшие веки, щурясь от яркого дневного света, слишком резко ворвавшегося в мягкий полумрак его спальни. Такое внезапное пробуждение явно пришлось не по вкусу графу, и он, не глядя, запустил подушкой в сторону окна, откуда доносилось чьё-то сосредоточенное пыхтение. Его камердинер Иван видимо решил, что барину давно пришла пора вставать, и резко распахнул тяжёлые гардины, в то время как сам граф был совсем не прочь проспать до вечера.

Резь в глазах стала сущей ерундой по сравнению с ноющей болью в голове, которая вдруг показалась Александру невероятно тяжёлой, словно весила с пушечное ядро. Он тихо и жалобно застонал, сжимая пальцами виски, в надежде, что так станет немного легче. В горле пересохло, словно в заброшенном колодце, а если ещё добавить к этому подступающую тошноту, то вырисовывалась нерадужная картина классического похмелья. Александр чувствовал себя разбитым, словно старое, дырявое корыто. Это сколько же он выпил вчера? Давно он не позволял себе такого!

— Доброго утра, Александр Павлович! — раздражающе-бодрым голосом поприветствовал его Иван.

— И тебе того же, инквизитор доморощенный… — севшим голосом прохрипел граф, всё ещё прикрывая глаза рукой от яркого света. — Рассолу подай…

— Извольте, — тут же отозвался слуга, протягивая барину увесистый кувшин. — А кто это такой… инквизитор? — спросил Иван, подозрительно косясь на барина.

— Кровожадный мучитель ни в чём не повинных людей, — мрачно отозвался Александр, жадно осушая содержимое кувшина.

— И это вот мне за то, что я на собственном горбу Вас ночью тащил на второй этаж, да ещё и умудрился никого не разбудить? — обиженно насупился верный слуга. — Если бы не я, не сносить бы Вам головы, это уж точно. Барыня бы Вам уже с утра выговаривала, она ведь страсть как не жалует, когда Вы так напиваетесь.

— Полегче, прохвост, — вяло огрызнулся граф, пытаясь придать своему голосу суровости, которой на самом деле не испытывал. — И вовсе я не напился.

— А что ж Вы тогда не помните, как до кровати-то добрались? — язвительно поинтересовался ничуть не испугавшийся барского гнева Иван. — И от чего лицо у Вас, будто пчёлы покусали? И ещё…

— Довольно! — предостерегающе повысил голос Александр, сумев, наконец полностью открыть опухшие глаза. — Подай-ка лучше умываться, пока я не отрезал твой длинный язык.

— Так извольте, давно уж всё приготовил, — Иван и не думал верить угрозам барина, и окинул его снисходительно-укоризненным взглядом, словно тот до сих пор был неразумным дитятей.

К слову, барин и слуга были ровесниками, только Иван к тридцати годам успел уже обзавестись женой и пятью ребятишками, и потому чувствовал себя вполне солидным мужиком, к тому же на хорошем счету в господском доме. Эту высокую должность он занял после того, как Бутурлины вернулись в Россию, Александр сам выбрал смышлёного Ивана среди других крепостных. Обязанности свои он исполнял исправно, содержал одежду барина в идеальном порядке, да и вообще оказался преданным слугой. Но, пользуясь хозяйской добротой, он не упускал случая иногда пожурить графа, прекрасно зная, что ему за это ничего не будет.

Совершив все утренние процедуры, Александр позволил Ивану побрить себя, затем принял ванну и переоделся. Настроение у графа было прескверным, и потому он сносил заботы камердинера молча, сосредоточенно уставившись куда-то сквозь Ивана немигающим взглядом.

— Барин, — вдруг услышал он настойчивый голос слуги, который уже тряс его за плечо, пытаясь привлечь внимание к себе.

— Что ещё? — недовольно буркнул граф, с трудом фокусируясь взглядом на лице камердинера.

— Вот, вчера-с в кабинете нашёл, когда пустые бутылки убирал, — Иван протянул руку, и Александр увидел на его раскрытой ладони золотое обручальное кольцо с крупным и очень редким розовым сапфиром.