Внезапно дверь открылась, и вышел Стас. В расстёгнутой рубашке и в боксёрах. Он некоторое время стоял молча, всматриваясь в лицо Насти и пытаясь прочитать её эмоции. И как бы она не желала отвести взгляд, тот словно прикипел к его синим настороженным глазам. И как бы не хотела Настя сделать свой взгляд холодным…
— Настя, — выдохнул Стас и моментально подхватил её на руки.
Несколько шагов, и они уже на кровати. Не отводя взгляда, Стас навис над Настей и осторожно провёл губами по её щеке. Он ещё боялся дать волю рукам. Боялся, что ошибся. Боялся, что неправильно прочитал её взгляд. А в нём было всё: от сомнений до уже бушующей страсти.
За подбородок чуть запрокинул её голову. Глаза в глаза.
Всё ещё сомневаясь в происходящем, Стас невесомо погладил её волосы, более уверенно его рука прошлась по её плечу, руке и уже властно по низу живота. А их губы слились в жарком поцелуе.
Оторвавшись от губ и посмотрев на Настю уже далеко не настороженным, а глубоко страстным взглядом, он вернул руку к её лицу. Повёл пальцами по щеке.
— Моя, вся моя…
Чуть улыбнувшись, он запрокинул её голову, стремительно провел губами вверх по шее, подбородку, губам и выше, а затем, начиная с точки роста волос, привычно повёл линию поцелуев вниз.
— Порви простыни, Настя… порви их к чёртовой матери…
Застонал в ответ на её горячий стон и зажал в тиски страстно выгнувшуюся под ним любимую женщину.
Настя проснулась от нежного шёпота. Настолько тихого и нежного, что почти не разбирала слов. Она лежала в объятиях мужских рук, прижатая спиной к груди Стаса.
— Повернись ко мне, — наконец расслышала она.
Повернулась и чуть не захлебнулась от синего, полного счастьем взгляда.
— Настя, сероглазка моя, скажи, что это не сон.
— Не сон. А может быть и сон…
— Нет, не сон, — констатировал он и крепче прижал её к себе.
— Мы завтрак не проспали?
— Конечно, проспали… разве можно вовремя встать после такой ночи.
Настя опять почувствовала жар на щеках. Да, многое из того, что произошло в эту ночь, ею уже испытано. Но воспринималось совсем иначе. Она не заглушала, как раньше, в себе страсть, отпустив её на волю. Отдала себя в опытные руки, безоговорочно подчинившись воле мужчины. И действительно, буквально упивалась этим подчинением…
— В душ идём вместе?
— Вместе, — не задумываясь, ответила она.
И улыбнулась тому, как изменился смысл её ответа. Когда-то такой ответ был обязательным, а сейчас вырвался автоматически: она не хотела расставаться со Стасом ни на миг.
Оказывается, это так здорово — мыть мужчину, вытворяя с ним всё, что душе угодно, который в отместку делает то же самое с ней. То бодро, весело и со смехом, то страстно, с поцелуями и стонами.
И с новыми признаниями.
— Было сильно больно? — спросила Настя, невесомо притронувшись к шраму на лбу Стаса.
— Здесь было больнее… намного, — ответил он, опустив её руку к своему сердцу. — Я не сразу это понял. Сначала всё глушил гнев.
— Я больше не причиню тебе боли…
— Настя…
В результате вместо кухни вновь оказались в постели…
Но долго насладиться друг другом им не дал телефон.
— Это отец. Мне надо идти в кабинет, а ты приготовь лёгкий перекус. Пообедаем в ресторане.
— Я не умею готовить!
— Тебе надо приготовить лёгкий перекус, а не праздничный обед на сто персон. Топай на кухню!
Стас вытащил сопротивляющуюся Настю из постели и, ухмыльнувшись, проворчал:
— То не затащишь в постель, то не прогонишь из неё.
Неделя пролетела как один день.
Каждое утро начиналось с традиционного завтрака, затем они расходились по кабинетам и встречались уже на обеде, после которого начиналось свободное время. Поездки, горы, море… и рядом добрые синие глаза. Хотя и были моменты, когда, забываясь, Стас мрачнел, думая о чём-то своём. Но каждый раз, когда Настя просила открыть причину его подавленности, отшучивался и тут же загорался очередной идеей, как провести день или вечер.
Однажды утром Настя проснулась первой. Улыбаясь, попыталась вспомнить хотя бы одну их ссору. Даже не ссору, а недопонимание друг друга. И не смогла вспомнить. Вряд ли вся жизнь со Стасом будет такой же ровной и интересной. Так не бывает. Но признавала: они настолько хорошо понимали друг друга, что если и не договаривали что-то словами, то это досказывали их взгляды.
Её поражала эта их способность вести такой разговор. Это были колебания какой-то неведомой энергии, прочитанные и переданные взглядом эмоции. Но в сознании они складывались в чёткие символы, принимающие смысл сказанного, который, в свою очередь, снова перетекал в общепринятые слова.
Более понятно объяснить происходившее она не могла. Но и в мистику не верила, считая такое общение физиологической способностью мозга. Просто получилась так, что встретились два человека, обладающих этой способностью.