Вопреки (СИ)

— Т ебя могут спросить, откуда взялась эта подвеска, ещё и цепочка… До войны я ни у кого не видел таких украшений. Тем более у простых людей.

— Может, не приглядывался…

— К нам приходили гости не из рабочих, солнышко. В моде были совсем другие украшения. А сейчас и совсем не до них. Давай не будем рисковать. Если хочешь, то подколи подвеску к платью с изнанки.

— А вторую?

— И вторую рядышком.

— Нет. Пусть вторая греет твоё сердце.'

Настя посмотрела в окно на синеву неба и, прикусывая ручку, задумалась. Да, тогда были сложные времена. Люди могли попасть в лагерь ни за что… только за подозрение. И если таких украшений не делали в стране, то ответить, откуда они взялись, было бы невозможно.

Она достала из открытой шкатулки кулон и положила его на ладонь. Интересно, а как они появились у них в прошлой жизни? Может будет отдельный сон?

— Откуда у тебя это? — раздался над ней удивлённый голос Виктории.

Настя вздрогнула.

— Это…

Она не успела договорить, как Виктория выхватила кулон из руки и присмотрелась к нему.

— Это кулон моего брата… и… и он дорожит этой вещью. Так откуда он у тебя?

— Вика, это мой кулон. Они у нас одинаковые.

— Не ври! Вот! Смотри! Видишь, он с браком? Я этот кулон с детства помню! Стас не разрешал мне с ним играть и всегда твердил, что эта вещь для него дороже жизни! Он не мог отдать его тебе! Не мог!

И это был не тот голос, к которому привыкла Настя. А резкий и сухой. С явной семейной интонацией Ларских.

— Вика, это действительно мой кулон… спроси… спроси у Стаса.

— И спрошу! Прямо сейчас! Трубку он не берёт, но на сообщения иногда отвечает.

Вика достала телефон и нервными движениями начала перебирать буквы. Потом показала набранное Насте:

«Стас, а где твой кулон?»

И отправила сообщение.

Настя была ни жива, ни мертва. Сейчас Стас узнает о втором кулоне. Не так она хотела об этом сообщить… не так…

Лицо Виктории просияло.

— Читай ответ, воровка!

И Настя прочитала:

«Конечно, в сейфе. Ты почему спросила?»

— А почему спросила, я ему при встрече расскажу! Ты даже к цепочке его прицепила. Шнурок выкинула? Да?

— Вика…

— Виктория Эрастовна!

— Как я могла забрать его из сейфа? Я и сейф Стаса ни разу не видела!

— Если кулон у тебя, значит, брат открывал сейф при тебе! Может, вышел и оставил тебя одну!

— Напиши брату, что нашла у меня его кулон, но на цепочке!

— Нет! Не останусь в этом доме ни на секунду! Расскажу ему всё при встрече. Иначе он начнёт выгораживать свою… Правильно он говорил, что нельзя брать тебя в жёны! Выше любовницы ты никогда не поднимешься!

Выпрямив спину и высоко подняв голову, Виктория вышла из комнаты, а Настя так и осталась прикованной к стулу. Не за кулон она беспокоилась, рано или поздно всё образуется… Её обожгли последние фразы Виктории:

— Правильно он говорил, что нельзя брать тебя в жёны. Выше любовницы ты никогда не поднимешься!

Они звучали и звучали в её голове. И с каждым разом всё резче, звонче и убийственнее…

Больше суток Настя вздрагивала на каждый шорох за дверью. Жила в каком-то мороке. Она ждала либо приезда Стаса, либо звонка от него. Но реакции никакой не было. Совсем.

Наконец наступил момент, когда она стряхнула с себя этот морок и решила позвонить хоть кому-нибудь. И обнаружила, что связи нет. Кинулась к ноутбуку. К Стасу стучаться бесполезно, но у неё был надёжный путь к нему: через Тира.

Проводного интернета тоже не оказалось.

Настя вышла из квартиры, но дорогу к лифту ей преградили два охранника. Она молча отступила и бросилась в свою комнату. Кольцо для вызова «ангелов» пропало.

И только сейчас осознала, что оказалась в полной изоляции от мира. Первым желанием было наорать на охрану, но ежу понятно, что это бесполезно. Настя собралась с силами и, снова обратившись к охраннику с добрым лицом, задала короткий вопрос:

— Это надолго?

— Не знаю, Анастасия. Ожидаем приказ.

— Но вы же знаете, что не имеете права удерживать меня здесь?

— Ожидаем приказ от Станислава Эрастовича. Но думаю, он скоро сам приедет.

— Я поняла. Спасибо, — спокойно ответила она, хотя внутри всё кипело.

Но она не знала, обижаться ей на Стаса или, наоборот, мысленно поддерживать его в противостоянии отцу. И тут же прошептала, резко и глубоко вздохнув:

— Если, конечно, сопротивляется.