Вопреки судьбе, или В другой мир за счастьем

Временами от всей этой мысленной чехарды у меня просто мозги закипали, а настроение скакало так, что только возня с цветами и отвлекала. Потому я решила просто отпустить всю эту ситуацию и плыть по течению жизни, пока я на это течение никак повлиять не могла.

Не успели мы с Этьеном толком поздороваться, как в гостиную вошел дворецкий:

— Прибыли подданные королевства Трина герцог Нанский и граф Дольмьен и просят аудиенции.

Сердце забилось, как сумасшедшее, в голове зашумело, и только очередное пожатие руки графини немного привело в норму.

— Конечно, зовите их сюда, — откликнулась она и, с сочувствием глядя мне в глаза, тихо добавила: — Все будет хорошо, Аника. Не волнуйся.

Я же переживала целую бурю эмоций, потому что вспомнила, что граф Дольмьен никто иной как мой самый младший из братьев. Он старше меня всего на два года, мы всегда были очень дружны, хотя и ругались подчас так, что вразумить нас мог только отец. С трудом вынырнув из воспоминаний, постаралась провести как можно более жирную границу между мной и Аникой. Получалось не очень хорошо, но теперь я худо-бедно могла разграничить свое и чужое.

Тем временем в дверях появились двое. Я хотела было вскочить, но ноги ослабли, и я могла только сидеть и хлопать глазами. Вместо меня навстречу герцогу пошла графиня Бриэн:

— Добро пожаловать, ваша милость.

— Света в ваш дом, — как-то механически ответил высокий седовласый мужчина, целуя ей руку и переводя на меня ищущий взгляд.

Несмотря на внешний лоск, он выглядел уставшим, родным и... далеким. Наши глаза встретились, и я невольно всхлипнула. В глазах герцога бушевала такая буря, что смотреть в них было почти невозможно, и я перевела взгляд на стоявшего с ним рядом молодого человека. Он был светловолосым, как и я, его глаза тревожно блестели на красивом благородном лице. Не узнать его было невозможно — это был мой брат Сиар.

Новый всхлип удержать не удалось. Я смотрела на родных людей и не знала, что делать дальше, до безумия боялась их реакции и жаждала получить ее немедленно. Но они застыли на месте, и гнетущую тишину разбавлял только нарочито беззаботный щебет графини, которая пыталась хоть как-то сбить напряженность ситуации.

Не в силах больше смотреть в глаза этим двоим, я прикрыла веки, и из-под них скатились слезинки.

«Что же со мной происходит? — пробились адекватные мысли. — Это же не мои родственники! Так почему же на меня накатывает все это? Неужели Аника внутри этого тела все еще жива?».

Я прислушалась к своим ощущениям: я — это я, потому что помню все, что было в моей прошло жизни, но теперь я — это и Аника, память которой возвращалась все быстрее.

Воспринимать этих двух мужчин как чужаков, которые не имеют ко мне никакого отношения, не получалось. В голове стоял полный кавардак. Я открыла глаза и увидела, что отец с братом стоят совсем близко.

— Аника. — наконец, произнес отец строго, и я неловко поднялась, показавшись из-за столика во всей своей красе с огромным животом.

По тому, как вытянулись лица отца и брата, об этом маленьком нюансе Этьен им не написал.

— Отец, Сиар, — произнесла я, глотая некстати полившиеся слезы. — Я очень рада вас видеть и искренне прошу прощения за то, что вам пришлось пережить по моей вине.

Крылья носа герцога дрогнули, а губы сжались в тонкую нитку.

— Кто его отец? — эту фразу он вытолкнул из себя с трудом.

— Граф Сквонатти, кто же еще, — вздохнула я, понимая, что теплого примирения не получится.

Отец был оскорблен моим побегом и тайным замужеством до глубины души. Уверена, на меня и у него, и у короля Трины были большие планы, которые помогли бы укрепить королевство, а в итоге я всем им подложила свинью. Только я об этом совсем не жалела. Не будь всего этого, не было бы меня теперешней, не было бы этого ребенка, не было бы знакомства с Этьеном, который сейчас коршуном наблюдал за визитерами, готовый в любой момент встать на мою защиту даже в ущерб собственной репутации и карьере.

— В твоем случае я уже не могу ни в чем быть уверенным.

Холодный тон и слова ранили, как кинжалы, но я-Аня защищала меня-Анику от этих слов своим жизненным опытом и толстой кожей, которую пришлось нарастить в прошлой жизни. Иногда люди делают нам особенно больно только затем, что думают, будто так уменьшат собственную боль.

Этьен сделал шаг в мою сторону, пытаясь защитить, но еле уловимым движением головы показала, что вмешиваться пока не стоит, и ответила:

— Я понимаю и принимаю ваше злость и негодование, отец. Но сделанного не воротишь.

— Не воротишь?! Не воротишь, говоришь?! Раньше об этом думать нужно было! — еле разжимая губы, проговорил он. — Ты предала меня, всех нас! А теперь еще выясняется, что ты собралась рожать этого ублюдка!

У меня от лица отлила вся кровь — оказывается, мне нужно защищать ребенка еще и от его деда...

Ему на плечо легла рука сына:

— Отец, прошу, не говори сгоряча то, о чем потом будешь жалеть. Аника носит твоего внука.

Услышав брата и ощутив его поддержку, я чуть не расклеилась окончательно. Заморгала еще быстрее, пытаясь прогнать застилавшую глаза пелену.