Между тем до полноценного исцеления Кроули было ещё очень, очень далеко. Ещё после первых трёх ран Азирафаэль, спохватившись, принялся действовать более осторожно, экономно расходуя собственные силы, которые плен и последующий выматывающий путь через Ад вычерпали почти до дна. Теперь, сняв боль и поверхностно залечив ожог, он переходил к следующему повреждённому участку, разумно рассудив, что лучше Кроули будет немного неудобно шевелиться из-за двух дюжин наполовину заживших ран, чем чудовищно больно из-за одной — но открытой и глубокой.
…Тем более что открытыми и глубокими были все почти без исключения. Разве что глубина этих чудовищных отметин была разной… Какие-то из них казались поджившими, схватившиеся грубой коркой, и лишь потом опалёнными заново. Другие же…
Другие выглядели настолько свежими, что Азирафаэль, с трудом сглатывая болезненный комок в горле, то и дело косился взглядом на гладкий каменный пол, невольно пытаясь найти на его равнодушной белизне следы крови и обугленной чешуи. Тщетно, конечно. Все частицы демонической плоти, попавшие на пропитанную Благодатью землю, давно уже стали пеплом и растаяли без следа.
Но можно подумать, от этого было легче…
— «И будешь ты ползать на животе…», — удручённо пробормотал Азирафаэль себе под нос, с состраданием проводя подрагивающей от всевозрастающей слабости ладонью над особо неприятным ожогом. Неуютно повёл плечами, пытаясь справиться с тянущей болью между лопатками. Помогло слабо.
Кроули лениво дёрнул головой. Приоткрыл глаза, неохотно выныривая из полудрёмы.
— Дурацкая фраза… — пробормотал он. — Ссссловно до той неудачной шшшутки ссс яблоком я на чём-то другом ползал…
Ангел вздохнул.
— Это просто легенда, дорогой мой, — устало возразил он, понимая, что вновь ввязался в успевший надоесть за шесть тысячелетий спор.
— Глупая легенда, — упрямо прошипел змей. — Можно решшшить, что я получил это тело в наказание. Оссскорбительно! Я сссам его выбрал, быть змеёй круто!
— Не сомневаюсь, Кроули. И всё-таки, согласись, у этого тела есть свои недостатки.
— Можно подумать, что у человечессской формы их нет… — не желая сдаваться, огрызнулся демон. Но Азирафаэль уже чувствовал, что спорит тот из чистого упрямства. Голос его становился всё замедленнее, все невнятнее. И ангел с облегчением осознал, что стихающая боль, должно быть, усыпляет его, заставляет расслабиться теперь уже по-настоящему.
Он слабо улыбнулся. И мысленно пообещал себе больше не тревожить Кроули, даже если он заснёт по-настоящему.
Но исполнить это намерение не удалось. Несколько минут спустя он, обессиленно опустив руки, перевёл дыхание. И, смаргивая кружащие перед глазами чёрные точки, потряс головой. Определённо, он переоценил свои возможности. Силы, ещё несколько минут буквально бурлящие в его истинной сущности, таяли стремительно и неумолимо. Тупое давление между лопатками сменилось тянущей, муторной болью; он почти чувствовал, как вздрагивают от прокатывающихся спазмов не существующие на физическом плане крылья.
В голове что-то начало опасно кружиться. Азирафаэль сморгнул. Но, вместо чтобы прекратить измываться над собой, упрямо провёл подрагивающей ладонью над телом Кроули, не желая оставлять его страдать от боли.
И, вздрогнув, замер. Склонился ещё чуть ниже, пытаясь, не ворочая неповоротливое змеиное тело, разглядеть его спину.
Прерывисто вздохнул и, отшатнувлись, закусил губу. Нет. Не показалось.
— Господи, Кроули, как ты мог обжечь спину? — вздрагивая от жалости, пробормотал он. Пальцы его уже осторожно двигались над самым глубоким, тянущимся вдоль хребта ожогом. В голове, словно по волшебству, прояснилось, и даже навалившаяся усталось вдруг притихла, отступила в сторону, смытая острой волной сочувствия. Сочувствия — и гнева: на Ад, на демонов, на Кроули, ухитрившегося где-то прислониться к освящённой поверхности…
На себя, заметившего этот, наверняка очень болезненный, ожог лишь сейчас.
Кроули, просыпаясь, неохотно шевельнул головой. Глаза его были полуприкрыты, и Азирафаэль не мог отрешиться от мысли, что настрадавшийся змей жмурится от удовольствия.
— Не бери в голову… — пробормотал он расслабленно. — Просссто ссспоткнулся.
Ангел сглотнул. Он мог представить, насколько это должно было быть больно.
О да. Теперь — мог.
Теперь, когда испытал на себе жесткость адского огня…
Ему очень не хотелось вспоминать те бесконечные минуты в раскалённой могиле. И ещё меньше — то, что сделал с его крыльями Хастур.
…Представлять, какие страдания испытал и всё ещё продолжал испытывать Кроули, было почему-то даже страшнее. По крайней мере, его собственная пытка уже закончилась. Почти.
«Ещё немного», — мысленно пообещал он себе, словно уговаривая себя. Руки тряслись уже так, что сложно было держать их над обожжённой кожей, не прикасаясь. Когда же в последний раз он чувствовал себя настолько измученным?.. Кажется, как раз во время последней вспышки чумы… Да, точно. Даже во время обеих мировых войн ему не приходилось выматываться до такой степени, что перед глазами начинала колебаться опасная красноватая муть.