Вопреки судьбе (СИ)

— Тебе нужно отдохнуть, — мягко повторил он. — Пожалуйста, Кроули. Просто не мучай себя хотя бы сейчас.

Наступила тишина. Демон болезненно кривил губы, и непонятно было — то ли он злится на непрошенную заботу, то ли досадует на себя, что стал таким уязвимым. Наконец, от криво усмехнулся и медленно, через силу моргнул. И, опустив веки, с долгим измученным вздохом расслабился, приваливаясь всем телом к поддерживающему ему ангелу.

Азирафаэль болезненно сглотнул. Зажмурился, изо всех сил удерживая упрямо прорывающиеся из-под век слёзы.

И, с трудом подавив прерывистый всхлип, начал говорить. Негромко, размеренно. Невидяще глядя в серую стену под собой и то и дело сглатывая горький комок в горле. И удивлённо прислушивающийся демон хмыкнул понимающе, запоздало понимая, что это — ангельский аналог авиационных часов, не позволяющих пилотам засыпать во время долгих перелётов.

Он сидел — точнее, уже почти лежал, привалившись спиной к груди Азирафаэля и впервые за прошедший час сумев наконец расслабить напряжённые до спазма плечи. Сидел — и слушал тихий, смертельно усталый рассказ о том, что знал и сам, о том, о чём только догадывался и о том, что знал намного лучше ангела. А тот говорил. Об Эдеме и первом дожде, о славном мальчике Каине и о том, как не смог уберечь его душу, когда обида и ревность заслонили собой доверие и любовь. О первых фараонах и о том, как бесплодно искал среди гордых людей Та-Кемет знакомую рыжую шевелюру, чудовищно соскучившись за тысячу лет и не зная, как сказать, что чувствует себя виноватым за Потоп и то, что случилось после. О несчастном целителе Асклепии, которого мечтал, но так и не успел повстречать, об их глупой и такой бессмысленной ссоре в горящей Александрии, о лживой святости испанской инквизиции и страшной судьбе малышки Жанны…

Он говорил — а смертельно уставший, измученный болью и глухим безысходным страхом демон слушал, слушал, как дети слушают волшебные сказки, как умирающий рыцарь — слова отходной молитвы. И лицо его, впервые за последние нескончаемые часы, было спокойным и умиротворённым.

У них впереди был смертельно опасный путь наверх. Была долгая дорога к порталу, которую не срезать было никакими ухищрениями. Были неустанно разыскивающие их демоны и в любой момент способные иссякнуть трофейные способности Кроули к трансформации Четвёртого Круга. Это всё было впереди.

А сейчас бледный, с трудом сдерживающий слёзы светловолосый ангел говорил об их общей судьбе, о странной запретной дружбе длиной в шесть тысячелетий. И неправильный демон со змеиными глазами и человеческим сердцем слушал, и тихий срывающийся голос был той силой, что удерживал их обоих над чёрными волнами беспросветного отчаяния.

И мрачные безрадостные своды Ада казались чуть-чуть, самую малость, светлее.

На мельчайшую толику тепла, проклюнувшуюся на выстывшем Девятом круге. На микроскопическую каплю влаги, упавшую в безнадежно раскрытый рот горящего в могиле еретика. На секундное затишье в волнах безумствующей бури, дающее проклятым за прелюбодеяние душам миг покоя и сомкнутых в надежде рук.

Ангел говорил.

И замершее за полтора шага до исполнения Неизъяснимого Плана мироздание тревожно прислушивалось, надеясь и не смея верить хрупкому ростку надежды на чудо.

***

Идиллия была недолгой. Кроули вдруг резко вскинул голову, заставляя Азирафаэля вздрогнуть и замолчать на полуслове. Миг тревожной тишины…

А потом ангел, холодея, услышал, как за стеной раздались тяжёлые, гулко отдающиеся металлическим звоном шаги. Прошли, рассыпая эхо по подземелью… И запнулись. Прямо напротив их ненадёжного укрытия.

Азирафаэль прерывисто вздохнул, замерев на полувдохе.

Повернулся к Кроули, надеясь на…

На что-то. И почувствовал, как упало куда-то в желудок сердце. В полутьме глаза демона светились страшноватым, опасным жёлтым огнём, а на перекошенном лице застыл страх и безнадёжное ожидание. С тихим хлопком возник в бессильно опущенной правой руке трофейный меч, возник — и миг спустя медленно загорелся тёмно-алым. Неохотно, с опозданием, словно даже демонический меч чувствовал, что у его нового хозяина едва-едва хватает сил хотя бы на то, чтобы дышать — и уж точно не на подчинение непокорного оружия.

Невольно ангел крепче сжал руку, обнимающую Кроули за плечи — бессознательная попытка не то защитить, не то ухватиться самому, не сорваться в накатывающий неумолимый прибой паники. Кроули, как ни странно, высвободиться не попытался. Так и замер, глядя на роковую стену, напряжённый, настороженный, готовый, должно быть, к любому исходу.

Никто не произнёс ни звука. Азирафаэль не знал, пропускает ли стена звуки наружу, и был слишком напуган, чтобы рисковать. Кроули… Кроули, собственно, тоже не был уверен в непроницаемости камня. И рисковать хотел ещё меньше — поскольку, в отличие от оцепеневшего Азирафаэля, отчётливо слышал ещё как минимум троих демонов, замерших чуть поодаль и, судя по всему, тоже прислушивающихся к подозрительному участку Преисподней.