Вопреки всему

— Ну, я, наверное, и сама охотно бегала бы по магазинам, будь у меня побольше денег.

— На деле Карен в полном порядке. Не судите ее слишком строго. Эш напрягается по этому поводу, но переделать ее не может. Они друг другу вполне подходят. Оба разбираются в химии, а для оркестра это самое оно. Отношения у них все равно что огни светофора, то вспыхивают, то гаснут, но десять лет — долгий срок.

Он улыбнулся светло и ясно, однако Луиза ощутила за этим нечто вроде предостережения.

— Почему бы вам не подняться наверх и не сказать ему, что вы здесь? Потом спуститесь и подождете, если хотите.

— Я его не побеспокою?

— Побеспокоите, но кто-нибудь из нас это делает хотя бы раз в день. — Он подмигнул Луизе. — Он на первом этаже. Его комната выходит окнами на улицу.

Джинджер легкой походкой удалился в кухню. Луиза постояла с минуту, глядя на узкую лестницу. Джинджер не сказал «их комната», он сказал «его комната». Но может, он так сказал потому, что Карен нет дома? Ей не хотелось, чтобы Эш открыл дверь спальни, а она увидела бы там двуспальную кровать с брошенными на нее лиловыми шелковыми трусами. Но Джинджер исчез. В конце концов, она здесь только для того, чтобы сообщить Эшу о звонке Рейчел. Чего ради нервничать? Ну спальня и спальня. Она есть у каждого. Какими бы возбуждающими ни были спальни, у нее самой есть булочка в печке, а у него подружка, по сравнению с которой Памела Андерсон выглядит старомодной. Ничего возбуждающего не произойдет в спальне у Эша.

Луиза поднялась по лестнице. Первый этаж представлял собой короткий коридор, в который выходило несколько дверей, в прошлом, наверное, белых, а сейчас грязновато-серых. Луиза двигалась с опаской, словно нерешительный вор. Пара драных нейлоновых занавесок висела на окне в конце коридора. Одна из дверей была приоткрыта, и Луиза заметила полотенце, брошенное на край ванны. Дом был немаленький, имел еще один этаж. Вполне достаточно комнат, чтобы Эш и Карен при желании могли поиметь друг друга.

Луиза втянула в себя воздух. Она шпионила за Эшем, но отказаться от этого было нелегко. Забраться бы в одну минуту в ванную, мигом снять отпечатки пальцев с керамики и исследовать в криминалистической лаборатории, чтобы определить, пользуются ли они одной ванной… Надо найти комнату Эша и постучаться. Две двери вели в комнаты, выходящие окнами на фасад здания. Если он играет на скрипке, она что-то услышит, хотя двери очень плотные. Приглушенные звуки доносились из одной комнаты. Луиза подкралась поближе и осмотрела дверь снаружи. Подняла руку, чтобы постучаться, но рука так и повисла в воздухе.

У себя дома, дав волю разгулявшейся фантазии, она думала о том, как Эш играет на скрипке. То был романтический образ одинокого блистательного музыканта, ищущего утешения в совершенстве собственной игры. Карен сказала, что он по-настоящему талантлив. Луиза заложила волосы за уши и прильнула к двери.

Звуки скрипки проникли сквозь дверь. Сначала Луиза услышала долгую, низкую, как бы дрожащую ноту, потом все смолкло. Она еще теснее прижалась к двери. Короткое молчание, потом снова звук. На этот раз менее уверенный, пронзительный, вдруг оборвавшийся. Луиза нахмурилась.

Она была не подготовлена к шумному взрыву, обрушившемуся на нее. Визг, снова безобразнейший визг, чуть ли не скрежет. Она и вообразить не могла, чтобы скрипка издавала подобные противоестественные, ужасающе немелодичные звуки.

Быть может, слова Карен об успехах Эша в Гилдхолле не более чем сарказм? Это объяснило бы раздражение Эша. Луиза решила, что все встало на место. Между Карен и Эшем возникли разногласия, которые трудно определить точно. Что, если Карен решила уязвить Эша? Причинить ему боль? Эш сказал, что играл первую скрипку в знаменитом оркестре, хоть и не распространялся об этом особо. Но этого не могло быть! Такой ужасный шум не имеет отношения к импровизации.

Это свидетельство того, что он не умеет играть, и он лгал ей. Было ли правдой хоть что-нибудь сказанное им о себе?

Изумленная, она прижала ухо к филенке и налегла на дверь всей тяжестью. Пиликанье становилось невыносимым, но вдруг прекратилось так же внезапно, как и началось.

— Адская какофония! — воскликнула Луиза и, спохватившись, закрыла рот. Слова ее прозвучали слишком громко.

Дверь распахнулась. Потеряв опору, Луиза не устояла на ногах и упала, растянувшись во весь рост. Буквально через секунду она в ужасе осознала, что уличена таким образом в подслушивании и что валяться вот так на полу в комнате Эша невероятно унизительно. С горящими щеками она с трудом встала на ноги и повернулась к Эшу, чтобы извиниться. Он стоял, положив ладони на бедра. Волосы были взлохмачены больше обычного, словно он непрестанно ерошил их, и напоминали щупальца какого-то морского животного.

— Добро пожаловать, — произнес он.

— Господи, прошу прощения, мне…

Луиза осеклась. Они были не одни. Посреди комнаты сидел мальчик, на коленях у него лежала скрипка, а на старом деревянном стуле перед ним был установлен пюпитр.

— Луиза, это Дипак.