— Черт возьми, папа, я думал, мы сюда приехали, чтобы расслабляться, а не нудить. Пусть будет «ее». Посмотри на ее фигуру: длинные ноги, плоский живот, маленькая грудь. Заполучив такую топ-модель, ты уверен, что и смотреть не захочешь на других женщин. А теперь взгляни вот на это… то есть на
— Да ты прямо философ, — сказал Треслав. — Небось опять листал «Декарта и флирт» дядюшки Сэма?
— А сам ты, можно подумать, образец постоянства, — сказал Родольфо. — Мама говорила, что ты ни с одной женщиной не прожил больше двух недель.
— Мало ли что говорит твоя мама.
— Моя говорила то же самое, — сказал Альфредо.
— Они частенько сходятся во мнениях, — проворчал Треслав и заказал еще одну бутылку монтальчино.
Он хотел их немного побаловать, дать своим сыновьям то, чего им не хватало. Да и себя побаловать заодно. Прочистить мозги. Эти слова он употреблял постоянно. Прочистить мозги.
После обеда Треслав улегся в шезлонг с книгой — название которой прятал, когда кто-нибудь оказывался поблизости, — а сыновья меж тем купались и болтали о женщинах. Ему здесь нравилось. Речь не о виде, хотя вид отсюда на Лигурийское море действительно впечатлял. Ему нравилось находиться здесь вместе с детьми. «Может, на этом и остановиться? — размышлял он. — Принять роль отца семейства, дважды в год ездить в отпуск с сыновьями и забыть обо всем остальном?» Ему скоро пятьдесят, пора бросать якорь. Больше ничего важного в его жизни не произойдет. Каким он был, таким он и останется. Джулиан Треслав. Холостяк. Нееврей. И все.
Хватит и этого.
Было часа три пополудни, когда Родольфо подошел и опустился в соседний шезлонг.
Треслав спрятал книгу у себя под боком с другой стороны.
— Ну так что? — спросил Родольфо.
— О чем ты?
— Я об ответе на мой вопрос. Как ты определяешь, какая женщина тебе подходит, а какая нет? А если ты не совсем уверен, что она тебе подойдет, может, лучше с ней и не связываться? Я не прошу совета, просто хочу поговорить. Я хочу знать, как это нормально бывает.
Треслав вспомнил фартук, в котором Родольфо готовил сэндвичи у себя в забегаловке. Это был не обычный поварской фартук, белый матерчатый или кожаный. Это был фартучек в цветочек. А по праздникам Родольфо вплетал в свою косичку ленту из черного бархата.
— Тебе не приходило в голову, что ты можешь быть геем? — спросил Треслав наконец.
Родольфо выпрыгнул из шезлонга:
— Ты рехнулся?
— Я просто спросил.
— А почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Если на то пошло, ты первый начал задавать вопросы. Ты сказал, что хочешь знать, как это нормально бывает. Нормально — оно и есть нормально. Что конкретно тебя беспокоит?
— Почему ты решил, будто я гей?
— Я не считаю тебя геем. Но если бы ты даже им был…
— Я не гей, понятно?
— Понятно.
Родольфо вернулся в свой шезлонг.
— Мне нравится
Треславу она тоже понравилась. Да и какая женщина не выглядит похорошевшей, выходя из бассейна? Правда, лично его мог еще сильнее взволновать вид роженицы, у которой только что отошли воды: она выглядела такой трогательно-изможденной… Мало общего с тем, что он ожидал увидеть по возвращении домой.
При выходе из воды трусики ее бикини слегка сползли. Невозможно было не вообразить, как ты запускаешь свою ладонь в эти трусики и твои пальцы добираются до щекочущих волосков… Родольфо должен воображать то же самое, если он не гей. И если он не притворился заинтересованным этой женщиной только для того, чтобы ввести отца в заблуждение.
— Займись-ка ею, сын, — сказал Треслав, и ему самому понравилось, как это прозвучало.
Вечером на веранде отеля были танцы, Альфредо и Родольфо нашли себе партнерш. Треслав наблюдал за ними с удовлетворением. «Все идет как надо», — думал он. Быть хорошим отцом оказалось не так уж и трудно.
После танца Альфредо подвел к нему свою девушку:
— Ханна, это мой отец… Отец, это Ханна.
— Рад знакомству. — Треслав встал со стула и слегка поклонился. Не помешает быть учтивым с возможной невесткой.
— У вас с ней есть кое-что общее, — сказал Альфредо, пряча глаза за темными очками и улыбаясь ничего не выражающей улыбкой ресторанного тапера.
— Что именно? — спросил Треслав.
— Ваше еврейство.
— Как это следует понимать? — поинтересовался Треслав позднее; девушки ушли, и он не спросил, собираются ли сыновья последовать за ними.
Нынешнее поколение не церемонилось с женщинами. За ними уже не бегали. Если женщина уходила, оставив партнера, ну и ладно. Во времена его молодости уход партнерши был страшным ударом по мужскому самолюбию, едва ли не концом света.
— Было весело, папа.
— Ты знаешь, о чем я: ты назвал меня евреем.
— А ты не еврей?
— А это имеет значение?
— Ну вот, отвечаешь вопросом на вопрос. Очень по-еврейски.
— Спрашиваю еще раз: имеет для вас значение, еврей я или нет?
— Ты это к тому, антисемиты мы или нет? — спросил Родольфо.
— А имеет ли значение, антисемиты мы или нет? — добавил Альфредо.