Читаем Вопрос и многоточие, или Голос полностью

Он собрал одежду и на цыпочках вышел в просторный зал. Прислушался. Незнакомцы сладко посапывали на необъятной кровати. Оделся, обулся, щелкнул замком входных дверей и выскользнул на лестничную площадку. Теперь только понял, что находится в старом, сталинских времен доме. Тут очень высокие потолки и широкие лестничные проходы с тремя дверями на весь этаж.

— У-ух, — мужчина с облегчением выдохнул и мягко, как мог, ступая, начал спускаться по лестничным пролетам. — Сколько же сейчас времени? — Он машинально глянул на запястье левой руки, но часов не увидел. — Ё-моё, видно, оставил в квартире. Жаль. Но и возвращаться не хотелось. А скорее, Антон боялся. Он не хотел знать о своих вчерашних приключениях. Мало ли что могло быть... Проснулся в постели с молодой неизвестной ему парой. — Ну, ты, дядька, даешь жару! — Антон кисло усмехнулся. Голова была тяжелая, в ушах стоял монотонный гул, а желудок, казалось, кто-то безжалостными руками скручивает в рулончик. Хотелось пить. Он вышел из подъезда, огляделся и догадался, что находится неподалеку от Центрального вокзала.

— А! Что было, то было, а завтра еще не созрело, — проговорил сам себе без всякой досады и направился к ближайшему ларьку с напитками. Купил литровую бутылку минеральной воды и завернул в тенистый дворик с толстыми липами. Пристроился в затишье на полуметровой ограде, что отделяла электрощитовую от ближайшего дома. Не отрываясь, хотя газы и били через небо в нос, выпил половину бутылки. Икнул, прислушался к своему желудку, голове.

«Пока без изменений. И как мы вчера с Ириной потерялись? Ничего не помню. Куда она подевалась? А я был Улитой-Слимаком! Реально. Всю ночь. Когда же Ной построил ковчег? До Потопа, естественно… Надо позвонить Ирине… Опять будет жарко. Утро, а так душно. Диво-дивное, у меня случилось знакомство с сексуальной парочкой, и снова они оказались призраками. Или, может, я превратился в призрак? Не хочется нам знать всей правды о себе. Нет, не хочется… Нельзя пускать жизнь на самотек. Особенно если ты не слюнтяй, а цельный, целеустремленный человек. Никто не знает, сколько для этого надо выдержки и силы. Жить в пустоте, не брать телефон, любить все и всех и ненавидеть, посмеиваться над искренними признаниями. Уходить, когда просят остаться, не замечать сочувствующих усмешек… — Антон глотнул еще минеральной воды, провел ладонью по карманам джинсов. Мобильник был на месте. Достал. Вызвал номер Ирины. Длинные гудки без ответа. Наконец: «Алло».

— Привет, мой свет, — поздоровался Антон. — Ты, слава богу, жива.

— Привет, пропавший.

— Слушай, как мы вчера в клубе расстались? Не помню, хоть убей.

— Вот и у меня то же, — Ирина помолчала. — Ты хотя бы до дома добрался?

— Нет, — нехотя признался Антон.

— Ха, и я у чужих людей оказалась. Но уже сбежала. Уши горят от стыда.

— У меня не лучше. Как такое могло случиться?

— А ты будто не помнишь? Как мы попробовали тот особо ценный гриб?

— Какой еще гриб? — Антон наморщил лоб, пытаясь хотя бы что-нибудь вспомнить.

— Да глюкоген, как я теперь понимаю. Мы же познакомились на дискотеке с веселой компанией. Хоть это помнишь?

— Ну, не такой уж гнилой, если проснулся с молодой парочкой в постели, — парировал Антон.

— Вот блин, — сипло проговорила Ирина. — Ты не поверишь, утро я встретила в объятиях бородатого дядьки. Пропала в очередной раз моя невинность.

— Как такое могло произойти? Почему мы так очумели? — допытывался Антон. — И что, если попробовали этот гриб? Мозги не могли полностью отключиться.

— Добавь еще несколько крепких коктейлей, кальянчик, водочку из сумки грудастой блондинки, за которой ты очень приударял, пень гнилой, — не вытерпела, с особенным ударением подчеркнула Ирина.

— Ну, все. Пока, — остановил разговор Антон.

Ему надоело быть во вчерашних воспоминаниях. Зачем? Ничего не изменишь, что прошло, того не вернешь.

«Я человек без возраста, без лица и глуповатых амбиций. Я живу, просто живу и получаю от этого удовольствие. Просто, не зацикливаясь ни на чем, не порчу нервы ни другим, ни себе. Мне не много надо в этой жизни. Главное, не надоедайте, не донимайте глупостями, не мешайте, господа, мне жить. Мне никто и ничем не обязан. Как и я: в долг денег не прошу, не наступаю в метро на ноги пассажирам, не прошу делать мне одолжений, не прошу услуг ни близких, ни далеких людей, потому что главная ценность жизни — быть независимым, свободным и смелым. Быть самодостаточным — дорогая по нынешнему времени вольница, но я стараюсь оставаться таким. У меня есть работа. Кусок хлеба и уголок для жизни. И, как ни странно для других, мне этого хватает. Простая философия. Даже примитивная для кого-то. Но она моя. Выстраданная и осмысленная. Мне нравится наблюдать за людьми вокруг меня. Знакомыми и не очень. Интересно следить за коллегами, которые стараются, несмотря на возраст, на способности, пробиваться к признанию и славе. О Боже, как же это забавно и смешно. Сколько задниц перелизано некоторыми моими коллегами, сколько желчи вылито на ближних своих… Да, да, каждому свое…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее