Вопрос на десять баллов

– А ты не любишь искусство?

– Конечно же люблю. Просто не считаю, что если кого-нибудь засунули в огромную сраную золоченую раму, то я должна стоять перед ним часами, потирая подбородок. Ты только посмотри на все это… – Не вынимая рук из карманов, она широким жестом обводит всю комнату полой своего пальто, словно крылом летучей мыши. – Портреты знатных богачей, лелеющих свои нажитые неправедным путем богатства, лубочные картинки непосильного сельского труда, портреты безупречно чистых хрюшек, ты только посмотри на это уродство, – указывает она на пышную обнаженную девушку, кровь с молоком, лежащую в шезлонге, – мягкое порно для работорговцев! Где ее громко кричащие лобковые волосы! Ты хоть раз в жизни видел такую обнаженную женщину?

Я задумываюсь, не сказать ли ей, что я никакой голой женщины пока не видел, но не хочу показаться полным профаном в искусстве, поэтому храню молчание.

– Слушай, вот для кого это, а?

– А ты разве не согласна с тем, что у искусства есть внутренняя ценность?

– Нет, просто я не считаю, что у него есть внутренняя ценность лишь потому, что кто-то решил назвать это искусством. Как вот это – такое дерьмо развешивают по стенам провинциальных клубов консерваторов…

– Я так понял, что, начнись революция, ты все это спалишь…

– Господи, ты уже успел этого понабраться – любимой привычки сводить характеры людей к стереотипам…

Я иду вслед за ней в зал, где среди множества мужских портретов висит один-единственный женский, и решаю увести разговор в сторону от политики:

– Интересно, если ты обращаешься к аудитории, где среди мужчин всего одна женщина, как правильно сказать: «Дамы и господа» или «Дама и господа»?

Это кажется мне достаточно умным вопросом, вполне в духе Четвертого канала радио, но Ребекка не клюет на удочку.

– А у тебя какие политические убеждения? – спрашивает она.

– Думаю, я, скорее всего, либерал-гуманист левых взглядов.

– Другими словами – ничто…

– Ну, я бы так не сказал…

– Так что ты, говоришь, учишь?

– Англ. лит.

– Какой еще англит?

– Английскую литературу.

– Так вот как ее сейчас называют? И что привлекло тебя в этом англите, кроме того, что это явно возможность надолго, классно и кайфово посачковать?

Я предпочитаю проигнорировать ее последнее замечание, поэтому перехожу непосредственно к своему номеру:

– Знаешь, на самом деле я толком и не знал, чем заняться. У меня были достаточно хорошие оценки практически по всем предметам на экзаменах как в предпоследнем, так и выпускном классе, и я подумывал насчет истории, искусства или, может быть, какой-нибудь естественной науки. Но чем привлекательна литература – в первую очередь тем, что она заключает в себе все дисциплины – это и история, и философия, и политика, и сексуальные взаимоотношения, социология, психология, лингвистика, естественные науки. Литература – это организованный ответ человечества на мир вокруг него или нее, поэтому в каком-то смысле это единственный естественный ответ, который должен содержать в себе все… – небольшой разбег, – великолепие интеллектуальных концепций, идей, тем…

Итэдэ, итэпэ, и проч. Если быть до конца честным, я эти фразы говорю не в первый раз. На самом деле я уже выступал с этим номером на собеседованиях при поступлении в университет, и пусть это не совсем «Мы будем драться на побережьях…» [34], это обычно проходит на ура перед преподами, особенно если сопровождать выступление, как сейчас, бесконечным взъерошиванием волос и экспрессивными жестами. Тем временем я подвожу свою речь к сокрушительной кульминации:

– …И как говорит эпонимический Гамлет Полонию во втором акте, сцена вторая, все это, несомненно, «слова, слова, слова», и то, что мы называем литературой, в действительности является инструментом, который может быть более точно описан как Изучение… Всего.

Ребекка все это переваривает и понимающе кивает.

– Что ж, это наверняка самая огромная порция лживого дерьма, что мне доводилось слышать за последнее время, – говорит она и поворачивает прочь.

– Ты так думаешь? – спрашиваю я, пускаясь за ней рысью.

– Слушай, почему бы тебе просто не сказать, что хочешь сидеть на жопе ровно и спокойно читать эти три года? По крайней мере, это было бы честно. Литература не учит тебя «всему», а если бы и учила, то делала бы это самым бесполезным, поверхностным и непрактичным способом. Я имею в виду, любой, кто думает, что может выудить что-нибудь практическое в политике, психологии или межличностных отношениях, просто просмотрев «Под сенью млечного леса» [35], скорее пердит, чем говорит. Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь тебе сказал: «Здрасьте, мистер Как-вас-там, сейчас буду удалять вашу селезенку, я не учил медицину как таковую, но мне очень понравились „Посмертные записки Пиквикского клуба“…»?

– Хорошо, медицина – случай особый.

– А политика – разве нет? Или история? Или право? Почему бы нет? Потому что они легче! Менее заслуживают досконального анализа?

– Значит, ты считаешь, что романы и поэзия не вносят свою лепту в улучшение качества и богатства жизни?