Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Однако у экономии души на Востоке мало общего с такой анамнестической концепцией времени. Надо сказать, что хотя календарные устройства культур похожи друг на друга, в этих технических объектах мы находим не только различные технические линии, но и разные интерпретации времени, конфигурирующие функцию и восприятие этих технических объектов в повседневности. В значительной степени это результат влияния даосизма и буддизма, которые в сочетании с конфуцианством создали то, что Моу Цзунсань называет «синтетическим подходом к пониманию разума [綜合的盡理之 精神]» в отличие от характерного для западной культуры «аналитического подхода к пониманию разума [分解的盡理之精神]»[74]. В ноуменальном опыте, предполагаемом первым, попросту нет времени; или, точнее, время и историчность не бытуют в качестве вопросов. У Хайдеггера историчность – это герменевтика, обусловленная конечностью Dasein и техникой, которая инфинитизирует ретенциональную конечность Dasein, передавая экстериоризованную память из поколения в поколение. Моу высоко оценил хайдеггеровскую критику Канта в «Канте и проблеме метафизики», где Хайдеггер радикализировал трансцендентальное воображение, сделав его вопросом времени. Однако Моу также видит в хайдеггеровском анализе конечности ограничение, ведь для Моу синь как ноуменальный субъект есть то, что и правда может «инфинитизироваться». Моу никак не описывал материальные отношения между техникой и синь, поскольку он по большей части игнорировал вопрос о технике, которая для него является всего лишь одной из возможностей самоотрицания Лянчжи (сердца/ума) (良知的自我坎陷). Я полагаю, что как раз на эту нехватку рефлексии по вопросу о технике можно списать неспособность нового конфуцианства ответить на проблему модернизации и вопрос об историчности; однако эту нехватку можно и нужно превратить в позитивный концепт, что, как мы увидим ниже, сродни задаче Жана-Франсуа Лиотара.

Это пренебрежение временем и отсутствие какого-либо дискурса об историчности в китайской метафизике было отмечено Кэйдзи Ниситани (1900–1990), японским философом Киотской школы, который учился у Хайдеггера во Фрайбурге в 1930-х годах. По Ниситани, восточная философия не принимала всерьез понятие времени и, как следствие, не могла объяснить такие концепты, как историчность, то есть способность мыслить как «историческое сущее». Этот вопрос в действительности является наиболее хайдеггерианским: во втором разделе «Бытия и времени» философ обсуждал отношение между индивидуальным временем и отношением к Geschichtlichkeit (историчности). Но в попытке Ниситани мыслить совместно Восток и Запад возникают две проблемы, ставящие нас перед дилеммой. Во-первых, для японского философа технология открывает путь к «ничтойности», как и в работах Ницше и Хайдеггера; но в буддизме, поддерживаемом Ниситани, шуньята (пустота) стремится трансцендировать ничтойность; а в такой трансценденции время теряет всякий смысл[75]. Во-вторых, Geschichtlichkeit и, далее, Weltgeschichtlichkeit (мировая историчность) невозможны без ретенциональной системы, которая, как показывает Стиглер в третьем томе «Техники и времени», также является техникой[76]. Это означает, что невозможно осознать связь между Dasein и историчностью, не осознавая связи между Dasein и техничностью, – иначе говоря, историческое сознание требует технологического сознания.

Как я утверждаю в Части 2, модерн функционирует в соответствии с технологическим бессознательным, которое состоит в забвении собственных границ, как это описано у Ницше в «Веселой науке»: «О, бедная птица, жившая прежде на воле, а нынче бьющаяся о стены этой клетки! Горе тебе, если тебя охватит тоска по суше и дому, словно там было больше свободы, – а никакой „суши-то“ уже и нет!»[77] Это затруднение возникает как раз из-за отсутствия понимания подручных инструментов, их пределов и опасностей. Модерн заканчивается подъемом технологического сознания, то есть как сознания могущества техники, так и сознания технологического удела человека. Чтобы ответить на вопросы, поставленные Ниситани и Моу Цзунсанем, необходимо сформулировать вопрос о времени и истории в свете вопроса о технике, открыв новую область и исследовав мышление, которое соединяет ноуменальную и феноменальную онтологию.