Я с ужасом ждал того дня, когда мы должны будем встретиться с доктором М. и обсудить прекращение лечения. Доктор М. принимает нас в назначенный час и отвечает на все наши многочисленные вопросы – подробно и терпеливо. Я спрашиваю, почему Мэрилин не отреагировала на лечение: у стольких наших знакомых и знакомых наших знакомых была множественная миелома, но они жили с ней годами, даже десятилетиями. Ее глаза наполняются печалью; она отвечает, что медицина не знает, почему одни пациенты не реагируют на лечение, а у других, как у Мэрилин, развиваются такие побочные эффекты, что продолжение терапии становится невозможным.
Мэрилин – женщина не из робкого десятка; она тут же подключается к обсуждению и спрашивает в лоб: «Сколько у меня времени? Как долго мне осталось жить?»
Я потрясен и в глубине души сочувствую доктору М. – сейчас мне бы не хотелось оказаться на ее месте. Впрочем, этот вопрос, кажется, ее ни капли не смущает. Он отвечает прямо: «Точно сказать нельзя, но я предполагаю, что около одного-двух месяцев».
У меня перехватывает дыхание. У нас обоих: мы-то надеялись, что у нас есть от трех до шести месяцев! Странно, как тревога искажает восприятие. Я настолько ошарашен, что мой разум самовольно переключает передачи, и я начинаю задаваться вопросом, как часто доктору М. приходится отвечать на подобные вопросы. Я смотрю на нее: передо мной сидит привлекательная, обходительная, чуткая женщина. Надеюсь, ей есть с кем поговорить о том стрессе, которому она подвергается каждый день. Я поражаюсь гибкости своей психики, пытающейся меня защитить: стоило мне услышать слова «один-два месяца», как я тут же переключил внимание на что-то другое и начал размышлять о чувствах врача. Мой разум беспомощно мечется от одного к другому: мысль, что моя Мэрилин может прожить не больше месяца, невыносима.
Сама Мэрилин кажется невозмутимой. Она обсуждает с доктором М. ассистированное самоубийство, а затем интересуется, согласится ли та быть одним из двух врачей, которые должны подписать разрешение. Я окончательно выбит из колеи. Я не могу мыслить связно. Я узнаю, что она собирается умереть, проглотив таблетки, и это меня сильно беспокоит. Я всегда думал, что это происходит через внутривенную инъекцию. Если я могу без труда проглотить целую горсть таблеток, то Мэрилин может проглотить только одну таблетку за раз, да и то приложив к этому сознательное усилие. Что будет, когда придет время? Я представляю, как толку таблетки в ступке и делаю из порошка эмульсию; она подносит эмульсию к губам, но это слишком ужасно, и образы расплываются.
По моим щекам текут слезы. Я всегда заботился о Мэрилин – когда мы познакомились семьдесят четыре года назад, она была метр пятьдесят ростом и весила 45 килограммов. Я представляю, как вручаю ей смертельные таблетки и она запихивает их в рот, одну за другой. Усилием воли я выкидываю эту ужасную сцену из головы, но на смену ей тут же приходят другие образы: я вижу, как Мэрилин стоит на сцене и произносит прощальную речь – сначала в одной школе, в которой мы вместе учились, потом в другой. Я был больше и сильнее, я был причастен к миру науки и всегда, всегда заботился о ней, всегда защищал ее и оберегал. И все же сейчас я с содроганием воображаю, как держу целую горсть этих убивающих пилюль и протягиваю их ей одну за другой.
На следующий день я просыпаюсь в 5 утра. «Неужели ты не понимаешь, – говорю я себе, – что смерть – это не будущее. Это наше настоящее: Мэрилин
Глава 16. От паллиативной медицины к хоспису
Доктор М. больше ничем не может помочь Мэрилин и отправляет ее к специалистам по паллиативной помощи – отрасли медицины, которая фокусируется исключительно на уменьшении боли и создании максимально комфортных условий для пациентов. Я, Мэрилин и наша дочь Ив долго беседуем с доктором С., внимательной и ласковой женщиной, которая заведует отделением паллиативной помощи Стэнфордского медицинского центра. Она изучает историю болезни, проводит медицинский осмотр и выписывает лекарства от постоянной тошноты, кожных высыпаний и крайней усталости.
Мэрилин терпеливо отвечает на все ее вопросы, но вскоре возвращается к главенствующей в ее сознании теме: ассистированному самоубийству. Доктор С. обстоятельно и доброжелательно отвечает на все вопросы, но ясно дает понять, что не одобряет этот шаг. Она подчеркивает, что ее работа – следить за тем, чтобы пациенты не страдали и безболезненно умерли по естественным причинам.