Вопрос смерти и жизни

Две разновидности памяти могут работать независимо и даже конфликтовать друг с другом. Эта точка зрения, как утверждает мой коллега, отражает нормальные аспекты человеческого поведения, на которые полагаемся все мы, и не подразумевает, что мое поведение иррационально. Было бы очень странно, если бы после шестидесяти пяти лет брака у меня не возникло желания рассказать жене о наших книгах, хотя я знаю, что ее больше нет.

* * *

Не все мужчины всегда гордятся своими женами. В этом плане я скорее исключение. Независимо от ситуации я всегда гордился своей женой. Я так горжусь тем, что был ее мужем. Я всегда воспринимал изящество и знания Мэрилин как данность. Что бы она ни делала – обращалась к большой аудитории или выступала в нашей гостиной на литературных вечерах, – она была изумительна, прекрасна. Она преуспевала во всем – в любой обстановке, при любой конкуренции.

Мэрилин была замечательной матерью, обожала своих четверых детей и всегда, всегда была добра и щедра к ним. За всю свою жизнь я не припомню ни одной существенной ссоры между нею и детьми или, если уж на то пошло, между нею и кем-либо еще. Бывало ли мне когда-нибудь скучно? Был ли я недоволен нашими отношениями? Никогда! Все это я принимал как должное и только сейчас, когда она умерла, в полной мере осознал, как мне повезло прожить свою жизнь с ней.

После ее смерти прошли недели, но моя тоска не стала меньше. Я постоянно напоминаю себе, что исцеление будет медленным и что каждого скорбящего пациента, которого я видел, ждали несколько тяжелых месяцев. Правда, я никогда не встречал мужа и жену, которые познакомились в таком раннем возрасте и были так близки, как мы.

Я начинаю беспокоиться. Судя по всему, мой прогноз не самый благоприятный.

Глава 27. Оцепенение

50 дней спустя

Внутреннее онемение сохраняется – я по-прежнему ничего не чувствую. Когда приезжают дети, мы вместе гуляем, готовим еду, играем в шахматы и смотрим фильмы по телевизору. И все же я пребываю словно в каком-то оцепенении. Играя в шахматы с моими сыновьями, я переставляю фигуры механически, безучастно. Победа или поражение утратили свое значение.

Вчера вечером нас с Ридом пригласили сыграть в покер. Это был первый раз, когда я играл с одним из сыновей в компании моих приятелей. Я всегда любил покер, но так и не смог избавиться от странного чувства отчужденности. Похоже на депрессию, я знаю. Впрочем, Рид выиграл тридцать долларов, и это доставило мне удовольствие – он был счастлив! На обратном пути я представлял себе, как хорошо было бы вернуться домой, увидеть Мэрилин и рассказать ей о покерных успехах нашего мальчика.

На следующий вечер я решаю провести эксперимент: я ставлю портрет Мэрилин на видном месте и усаживаюсь смотреть телевизор с сыном и его женой. Но через несколько минут я чувствую такую тяжесть в груди, что снова убираю фотографию с глаз долой. Фильм не вызывает у меня никаких эмоций. Примерно через полчаса я понимаю, что уже видел эту картину – кажется, мы смотрели ее с Мэрилин несколько месяцев назад. Я теряю всякий интерес к происходящему на экране, но, вспомнив, что Мэрилин этот фильм понравился, решаю досмотреть до конца. Я чувствую, что просто обязан это сделать.

Я замечаю, что по утрам внутреннее онемение не такое сильное – в первой половине дня я обычно пишу эту книгу или консультирую пациентов. Сегодня ко мне на прием приходит женщина лет тридцати.

– Я влюблена в двух мужчин, в моего мужа и еще в одного мужчину, с которым встречаюсь уже целый год, – сообщает она. – Проблема в том, что я не знаю, какая любовь настоящая. Когда я с мужем, я уверена, что моя настоящая любовь – это он. А на следующий день я чувствую то же самое по отношению к другому мужчине. Я будто жду, когда кто-то другой решит этот вопрос за меня.

Она долго и подробно описывает свою дилемму. В середине сеанса женщина смотрит на часы и сообщает, что видела некролог моей жены.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной в столь трудный для вас период. Мне очень неловко, что я обременяю вас своими проблемами.

– Я благодарен за эти слова, но не беспокойтесь, – отвечаю я. – Прошло уже некоторое время, и я нахожу, что чувствую себя гораздо лучше, если могу быть полезен другим. Кроме того, бывают моменты, когда мое душевное состояние оказывается существенным подспорьем в психотерапевтической работе.

– Неужели? – восклицает она. – Вы думаете о чем-то, что может помочь мне?

– Пожалуй, я не совсем точно выразился. Видите ли… Я сознаю, что попытки проникнуть в вашу жизнь временно отвлекают меня от моей собственной. Вы сказали, что не знаете своего настоящего «я» и не можете понять, кого из двух мужчин оно любит по-настоящему. Я все думаю о том, какой смысл вы вкладываете в слово «настоящее». Возможно, это не имеет прямого отношения к делу, но я все-таки доверюсь инстинкту и расскажу, какие мысли вызвала во мне наша беседа.