Вопрос цены

— Как думаешь, любимая, — продолжал он, прищурив глаза и делая паузу, чтобы насладиться моментом, — что с ним будет, когда первые издания страны опубликуют его историю? Что станет с его репутацией? С его властью? Он рухнет, как карточный домик. Тебе ли, моя красавица, этого не знать? — он нежно дотронулся до моей щеки. — Наше общество множество раз может внешне сочувствовать жертвам насилия, но в глубине души презирает их. Тем более — мужчин. Тем более — в таком виде.

Его слова были ядом, но ядом правдивым, отчего мне захотелось завыть. Я чувствовала, как по телу пробегает дрожь от смеси ярости и отчаяния, но я не могла позволить себе поддаться этим эмоциям. Его пальцы касались моей щеки, и от этого прикосновения меня едва не передёргивало. Он наслаждался моей болью, моей борьбой с самой собой. Я могла видеть его торжество, его уверенность в том, что сломил меня.

Я помнила реакцию Олега на фильм, на Центр, на любой вопрос, хоть как-то касающийся его прошлого и понимала: если эти документы попадут в СМИ — это сломает его. Он не перенесет второго погружения в ад.

Осознание того, что Перумов мог легко уничтожить Олега, разорвало меня изнутри. Я видела, как каждая его манипуляция приближает этот кошмар к реальности, и от этого моё сердце сжималось от боли и ярости. Олег, с его силой, самоконтролем и закрытостью, был хрупок там, где это действительно имело значение — в его прошлом, о котором он пытался забыть, скрыть его даже от меня. И теперь я стояла перед выбором, от которого зависела его судьба.

Мои пальцы побелели от того, как сильно я их сжала, пытаясь удержать равновесие, не поддаться панике, не показать Перумову, что его угрозы по-настоящему меня пугают.

— Ты думаешь, что это сломает его, — тихо сказала я, глядя Перумову прямо в глаза, голос дрожал, но я не отводила взгляда. — Но что ты хочешь в итоге? Только разрушить его или что-то большее?

Он долго молчал. Потом снова коснулся моего лица, провел пальцами по скулам, дотронулся до волос. Его прикосновение было неприятным, и меня снова затрясло от отвращения, но я не дала ему это заметить. Он наслаждался каждой секундой этой игры, своей властью, уверенностью в том, что контролирует ситуацию. Его глаза смотрели прямо на меня, и в них читалась смесь триумфа и чего-то более тёмного, почти одержимого.

— Оливия, — наконец сказал он, его голос был тихим, бархатным, почти ласковым, но с нотками опасности. — Ты знаешь, чего я хочу. Раздевайся, — это было сказано холодно и жестко.

Его слова ударили, как гром среди ясного неба. Я почувствовала, как страх и гнев смешались внутри, словно вулкан готов был взорваться. Прикосновение, которое уже было невыносимо, теперь превратилось в отвратительное напоминание его власти, его попытке подчинить и унизить меня. На мгновение у меня перехватило дыхание, но я знала, что не могу показать слабость, не могу позволить ему почувствовать победу.

Я подняла глаза и посмотрела на него прямо, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё дрожало от отвращения и брезгливости.

— Раздевайся, — снова повторил он, поднимаясь на ноги и поднимая меня. — Ты в обмен на эти документы, Оливка. Справедливая цена, не находишь?

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Нет, Петр. Этого не будет.

— Что? — он не поверил своим ушам. — Ты готова растоптать своего… недолюбовника, лишь бы не доставаться мне? Я думал, ты хоть что-то к нему чувствуешь…… Браво, Оливка, ты удивила даже меня!

— Да, я забыла, ты не привык слышать отказа, Петя. — холодно обронила я. — Ты ведь считаешь себя таким умным, таким расчётливым, правда? — каждое мое слово падало как льдинка. Я заставила себя убить чувства, включить только логику и холодный расчёт. Правы были и Лика и Марик — я не жертва и никогда ею не была, я не стану поддаваться шантажу, как это сделал Рамков. — Ты считал, что ради спасения Олега, я сделаю все, что ты прикажешь. И знаешь, возможно так бы оно и было, если бы ты играл честно. Но…. Я слишком хорошо знаю тебя, Петр. Так или иначе документы ты опубликуешь — не удержишься, ведь тебе так нравится ломать людей. Эти документы сломают Олега, это правда. А моя измена его убьет… Но вот только я тебе этого не позволю. Ты можешь взять меня, Петя, да, хоть прямо сейчас, но для этого тебе придется использовать силу. А я…. я постараюсь перегрызть тебе глотку, как только ты коснешься меня!

Резкий удар в лицо отбросил меня на несколько шагов. Боль пронзила меня, и мир на мгновение померк. Я упала на пол, не сразу осознавая, что произошло. Кровь текла из разбитого носа, капая на ковер и мою рубашку, но я изо всех сил старалась удержаться в сознании. Всё тело пульсировало от боли, но страх и ярость дали мне сил. Перумов ударил меня, как мужчину, кулаком в нос, без капли сожаления.

Лежа на полу, я чувствовала и слышала, как его тяжёлое дыхание становилось ближе. Он был зол, разочарован, что я осмелилась противостоять ему, и это только разжигало его ярость.