Вопрос цены

— Ты всегда хотела быть равной частью мужского мира, Оливка, — холодно заметил он, — как оно тебе? Понравилось? — он пнул меня по ребрам, так, что у меня на несколько секунд перехватило дыхание.

Я с трудом заставила себя вдохнуть, а боль в рёбрах взорвалась новым всплеском, но ярость и сила, которые я чувствовала внутри, не позволили мне сдаться. Я поднялась сначала на колени, потом постаралась встать на ноги.

Каждый новый его удар был как молния, разрывающая тело на части. Удар по лицу снова отбросил меня назад, кровь уже не капала — заливала одежду. Боль в солнечном сплетении была настолько сильной, что на мгновение весь мир исчез. Воздух вырвался из лёгких, и я снова рухнула на колени, задыхаясь, как будто меня топили. Перумов избивал меня хладнокровно, методично и планомерно, как будто это была тренировка на ринге, без малейшего сочувствия.

— Ну что, любимая, достаточно или продолжим? — склонился он надо мной. — Не бойся, малышка, я тебя не убью, так покалечу немного. Пара — тройка недель в кровати тебе не повредят. Полежишь, подумаешь. Кстати, кровать у меня удобная…

Мне было страшно, так страшно, как никогда. Я бы все отдала, чтобы этот кошмар закончился. Одна мысль, что он снова ударит, заставляла меня корчиться от ужаса. В голове начали проскальзывать малодушные мыслишки.

Смех, неожиданно вырвавшийся из моих губ, был отчаянным и почти истеричным, но это был единственный способ справиться с собой и своим малодушием. Перумов замер, его глаза сузились от удивления, словно он не мог понять, почему я смеюсь в таком положении. Моя рубашка была пропитана кровью, прилипла к нижнему белью, каждая клеточка тела болела, и страх сжимал меня, как холодные цепи. Но вдруг всё стало до болезненного ясно. Я знала, что он собирается сделать и знала, что это станет его последним триумфом.

Когда-то, уволив меня из злости, Перумов спас меня от самой себя. Сейчас он возьмет свое, и сделает все, чтобы Олег узнал об этом.

Но….

Но когда Олег увидит фотографии или видео, увидит, что со мной сделали, это не разрушит его. Он будет понимать, что я не сдалась до самого конца — и это пробудит в нём ярость, такую ярость, которая поднимет его с колен и заставит бороться. И эта ярость станет его спасением.

— Ты думаешь, что победил, Петя? — произнесла я, всё ещё смеясь сквозь боль, голос хрипел и дрожал, но смех был настоящим. — Ты можешь сделать со мной всё, что захочешь. Ты можешь опубликовать эти фотографии и документы, показать их всему миру. Ты можешь изнасиловать и убить меня. Но ты не сломаешь Олега. Уже не сломаешь. Он не уничтожит себя из-за этого… Он придёт за тобой.

Я знала, что не выживу после этих слов, но мне стало все равно. Закрыла глаза, смиряясь с судьбой и ожидая самого плохого.

Ничего, Олив, ничего — немного еще боли, а потом будет покой.

Но вместо удара или крика я услышала странный звук: шаги, быстрые и тяжёлые.

— Петр Алексеевич, — в комнату вбежал Всеволод, — Там приехал Марк Павлович.

Перумов замер, его выражение лица изменилось — от уверенной злобы к мгновенной тревоге. Марк Павлович… Значит, игра принимает новый поворот, и даже Перумов не был готов к этому визиту. Я прищурилась, пытаясь через боль уловить хоть какую-то ясность в происходящем. Всё внутри кричало от боли, но слова Всеволода дали мне слабую надежду.

Перумов отступил на шаг, его уверенность пошатнулась.

— Что он здесь делает? — резко спросил он, его голос был уже не таким самоуверенным.

Всеволод с трудом пытался объяснить, его лицо тоже было бледным:

— Он требует поговорить с вами. Срочно. Требует впустить его на территорию.

— Марк…. Не вовремя. Впусти, Сева.

Марк…. Марк…. Ты последний, от кого я могла бы ждать помощи….

— Мы не закончили, сука, — прошипел он, рывком подняв меня за волосы, и боль пронзила каждую клетку моего тела. — Подожди немного. Узнаю, что нужно щенку, и вернусь к тебе.

Он отбросил меня обратно на пол, словно тряпичную куклу, и вышел из комнаты. Шум шагов быстро растворился за дверью, оставив меня одну в тишине, нарушаемой лишь моим тяжёлым, рваным дыханием.

35

Шум внизу внезапно прорезал тишину, как гром среди ясного неба. Грохот, крики и, что ещё страшнее, выстрелы. Я напряглась, несмотря на невыносимую боль, и сердце забилось быстрее. Постаралась приподняться на локтях, но даже этого не смогла. Каждое движение отзывалось яростной болью во всем теле, в голове.

Перумов кубарем вкатился в комнату, его лицо исказилось от страха и боли, чего я раньше не видела. Он был беспомощен, и это зрелище на мгновение заставило меня забыть о собственных мучениях. Следом за ним вошли мужчины — они были холодны, методичны, и каждое их движение говорило о профессионализме и полной уверенности в том, что они делают.

Пятеро.

Сначала я узнала Марка. Он стоял ближе всех ко мне, и первым заметил меня, его глаза на мгновение расширились от шока, когда он увидел избитое лицо и кровь, заливающую рубашку. Его презрительное выражение исчезло, уступив место чему-то более человеческому — ужасу и отчаянию, боли и….